В свободном падении (сборник)
Шрифт:
Он умел игнорировать ее вопли, но лишь до тех пор, пока она не выдвигала подобных обвинений.
— Я забыл, — напомнил он ей. Он тоже начинал злиться, и это обещало плохо кончиться.
Она стала орать громче, он последовал ее примеру, и в итоге она сорвалась на визг. Голос ответственности в его голове сделался беспокойнее. На этот раз она действительно взбешена. Этот тихий голосок подсказывал, что в таком состоянии ей нельзя садиться за руль, потому что она может ранить себя. Или кого-то еще.
В нем говорил
Она вышла в ванную, не переставая орать, а Белл воспользовался этой возможностью и спрятал ее ключи. Глубоко в коробке с засохшим печеньем.
Вернувшись, она, конечно же, принялась рыскать по комнате в поисках этих самых ключей. Лин постоянно забывала, где их оставила. Находиться они могли где угодно.
Она прочесывала комнату.
Десять, пятнадцать минут, она искала повсюду. Она перестала орать на Белла и начала утихать.
Однако он знал: эта тишина бывает очень обманчива. Это ведь не спокойствие. Лишь тишина. Словно огонь, пробирающийся внутрь стен и невидимый до тех пор, пока кто-нибудь не откроет дверь.
Белл понял, что совершил ошибку. Она так и будет рыскать по комнате целую вечность, вот в чем проблема. Рано или поздно ему придется признаться, что он спрятал ключи. И тогда все сделается еще хуже. Она начнет орать громче. Разразится шторм века.
Иногда ему становилось жаль ее. В конце концов, она же почти сумасшедшая. Даже более чем почти. Бедная девочка. Но какая же стерва.
Он чуть не произнес это вслух.
В конце концов она снова скрылась в ванной, а Белл, тихо, как ночной вор, положил ее ключи в ящик стола.
Лин вернулась, но в ящик заглянула не сразу. Она уже заглядывала туда. Несколько раз. И она знала это, а Белл знал, что она это знает.
— Ублюдок, — прошептала она, задыхаясь. Она почти плакала.
Белл испытал угрызения совести.
Противостоять слезам он не мог. Он растаял, двинулся к ней. Ему захотелось ее защитить.
Когда она швырнула в него ключами, он пригнулся, но левое ухо все же задело.
На какое-то время опять стало шумно. Белл поднял ключи и открыл дверь трейлера.
Лин схватилась за сумочку.
— Дай их сюда! — закричала она.
Белл не обратил на это никакого внимания.
На этот раз уехал он.
Нарезая круги, он потратил бензина на десять долларов. Он наслаждался этой растратой. Наслаждался поездкой. Разговаривал сам с собой.
Когда он все же вернулся, то увидел, как она дрожит, стоя на ступеньках.
Дверь захлопнулась, и она осталась на улице перед закрытым трейлером холодным осенним вечером.
Вновь угрызения совести.
Поездка не помогла.
Все-таки брак — сложное дело.
Млекопитающие щелкают.
Они сходятся, и иногда
На следующий день после того, как Белл оставил Лин мерзнуть у трейлера, нечто вроде щелчка произошло между ним и Коулом.
Белл не мог объяснить, как именно это произошло. Стоя на крыше, он наблюдал за моржами — ластоногие волокли свои туши по мокрому асфальту.
Коул взобрался по лестнице и присоединился к нему. В вольере два самца с ревом бросились друг на друга и столкнулись.
Тот, что поменьше, отступил и ретировался в бассейн. Более крупный последовал за собратом. Скользнув в воду, он внезапно преобразился, словно превратившись в совершенно другое животное.
Люди молча наблюдали за питомцами, а потом Коул сказал просто:
— Черт возьми, — и улыбнулся.
Белл тоже улыбнулся, а Коул продолжал:
— Напомнило сцены с отцом из моего детства, — пояснил он. — Он был такой большой и упрямый. И мне почти никогда не удавалось уйти от наказания.
Белл поднял бровь.
— На редкость крутой парень, — продолжал Коул. — Колотил меня до тех пор, пока я не стал больше его, — он вновь улыбнулся так, будто являлся живым воплощением войны.
Белл не удивился, когда Коул достал серебряную фляжку и предложил глотнуть.
И Белл сделал глоток — всего один.
Но этого оказалось достаточно, чтобы после закрытия зоопарка они зашли в находившийся неподалеку бар. Белл не хотел возвращаться домой, к Лин, а Коул не торопился в свое реабилитационное учреждение — у него оставался еще час в запасе.
Сидя за стойкой, Белл зажег сигарету и вдруг понял, что рассказывает о Лин. Он рассказал Коулу все: о проблемах с деньгами, о ссоре.
Коул слушал, и в его глазах горели голубые огоньки. Внезапно он стал казаться пугающе мудрым.
Два пива спустя Белл обнаружил, что высказывает вслух то, в чем едва признавался даже себе самому:
— Лучше бы я остался холостым. Ох, как бы я этого хотел…
В бар вошла женщина, основательно наштукатуренная косметикой, стучавшая по полу квадратными каблуками. Коул подмигнул ей.
Женщина сказала что-то бармену и вышла.
Белл посмотрел ей вслед. Сквозь входную дверь заглянуло яркое заходящее солнце. Белл вздрогнул и — слишком поздно — прикрыл глаза. Моргая, ослепленный, он кое-как нащупал свое пиво.
В этой временной тьме Коул произнес:
— Я разбил вертолет, если тебе это интересно.
Белл снова моргнул. В темноте проявились глаза Коула, напоминающие два уголька.
— А?
— Я заметил, что ты ничего не спрашиваешь про мои руки. Как и про то, почему я оказался в тюрьме. Ты никогда никого не спрашиваешь. Это бросается в глаза. Ты никогда не спрашиваешь людей о том, как они попали на общественные работы. Просто поручаешь им всякое дерьмо и отмечаешь рабочие часы.