В тайге стреляют
Шрифт:
— Много красных было?.. И этот Тарас с ними?
— Полная юрта. И Тарас был.
— Куда уехали?
— Не знаю.
Павел мысленно принялся поносить разведчиков, которые у себя под носом не увидели противника. Но, вспомнив, что сам же не велел далеко уходить, перестал ругаться. Он ногой отпихнул стол, сел на него. Помахивая хвостом, к Павлу доверчиво подошел Пранчик и обнюхал торбас. Павел что было силы огрел его плетью. Взвизгнув, пес отскочил. Но вдруг ощетинился, оскалил зубы и зарычал на обидчика.
— И ты на меня? — взъярился
Исступленно закричала Марина. Назарка метнулся к двери, распахнул ее, и Пранчик выбежал во двор.
В юрте наступила тишина. Командир чувствовал себя безраздельным хозяином и, подтянув одно колено к груди, оперся подошвой о стол. Лицо у него было нахмуренное, на лбу изогнулись морщины. Назарка хотел было закурить, но не рискнул.
Наконец Павел медленно, упершись руками в бока, встал, большой, грузный, с заплывшими глазами, остановился перед Мариной.
— Вот что, паршивое семя, отправляйтесь-ка вслед за папашей!
Назарка не понял.
— Из юрты вон, скоты! — рявкнул Павел и показал на дверь.
— Куда мы пойдем, зима, — несмело возразил Назарка.
— Куда твой отец пошел?
— Не знаю.
— И я не знаю... Все! Чтобы завтра вас здесь не было, а то...
Павел неожиданно улыбнулся.
— В город поезжайте! — ласковым голосом посоветовал он.
«Мой тунгус их выведет... А свалим на красных. Васька сделает. Степан рад будет в волчью шкуру залезть, да поздно! От меня за так не уйдешь!»
— В город вам дорога! — жестче сказал он.
Павел так рванул дверь, что она слетела с кожаной петли, и в помещение хлынул мороз. Остывший жеребец с места взял в галоп.
И вот он, Назарка, должен эту юрту оставить, юрту, в которой родились он, отец и дед; он должен покинуть свое маленькое хозяйство, на которое положено столько труда. А кто засеет ячменем крохотный участок земли, отвоеванной у тайги? Слезы горечи и обиды навернулись на глаза. Отомстить бы Павлу! Так отомстить, чтобы на всю жизнь запомнил. Да что Назарка может сделать!.. Подкараулить где-нибудь из засады... Всхлипывания Марины вернули его к действительности. Он обнял разрыдавшуюся мать, зашептал успокаивающе:
— Не плачь, мама... В город поедем. Там отца найдем, все ему расскажем!
Воля тойона в наслеге — закон. Хочешь не хочешь — отправляйся в город. Никто из соседей к себе не пустит, боясь гнева Павла.
Назарка вздрогнул, вспомнив слова: «Чтобы завтра вас не было, а то...» Это не сон. Родная, знакомая до последнего сучка юрта показалась чужой, неуютной.
Назарка подошел к камельку, не зная, для чего, взял щипцы, повертел их и положил обратно. Обида сжимала сердце, слезы ползли по щекам. Он раскурил трубку и так стиснул зубы, что хрустнул мундштук. Зачем огонь заставил гасить?
«Кто что плохого сделал Павлу? Зачем из юрты выгнал?» — без конца спрашивал себя Назарка.
Сборы были коротки. Много ли у бедняка вещей? К тому же Назарка и мать прекрасно понимали, что, не исполни они того, что повелел
До свидания, родная юрта! Назарка окинул прощальным взором знакомые, дорогие сердцу места: хотон, амбар, сэргэ, покосившийся столб у двери. «Поправить бы надо, — машинально подумал он. Скользнул взглядом по лиственнице с затесанной сбоку корой. — Хвост коню так и не дорисовал!» Высек огнивом искру, раскурил трубку, смахнул невольно набежавшую слезу и пошел догонять сани, оставившие после себя на снегу две блестящие полоски.
— Пранчик, Пранчик! — спохватившись, закричал Назарка. — Пранчик!
Он вернулся обратно на двор, облазил все закоулки, заглянул в юрту, где в камельке умирал огонь. Верный пес исчез.
Возвратившись в отряд, Павел немедленно приступил к выполнению своего намерения. Не раздеваясь, он велел позвать лазутчика-тунгуса. Тот несмело вошел, остановился у порога. Неподвижное лицо его с глубокими морщинами и запавшими щеками казалось грубо высеченным из гранита.
— Собирайся! — не глядя на него, сказал Павел. — Дело тебе есть...
А утром Павел повел отряд к городу. На пути их дожидался штабс-капитан Артамонов со своими головорезами, о которых население говорило с ужасом и только шепотом.
Ехали очень осторожно. Высланная далеко вперед разведка обшаривала придорожную тайгу. Отрядники разместились так, чтобы по первому сигналу тревоги можно было легко соскочить с седел. Оружие держали наготове.
Павел со Становым ехали в кошевке последними. Между ними шел разговор о пустяках. От Павла попахивало спиртом. Оба за последнее время старались не затрагивать волнующие их вопросы. Поручик вообще теперь держался подальше от командира. Его страшил угрюмый вид повстанцев. Того и жди, в спину получишь пулю. Предчувствие чего-то недоброго, рокового не покидало его.
Станов дал себе зарок при первой возможности уйти из отряда.
За последнее время Павел особенно обозлился, стал подозрительным, кругом видел врагов. Ночами командир осторожно подкрадывался к юртам, где спали отрядники, высверливал в льдине отверстие и подслушивал разговоры. С внутренней дрожью, холодящей спину, он ожидал, что вот-вот раздадутся слова: «Убить Павла надо!..»
— Что-то Макар Иванович воды в рот набрал! — заметил Станов. — Связного бы к нему послать, обстановку уточнить.