В тайге стреляют
Шрифт:
— Трогай! — закричал штабс-капитан подъехавшему отряду, подхлестнул плеткой уставшую лошадь и поскакал вперед.
При неверном свете луны Цыпунов пожал руку Артамонову. В порыве чувства полупьяный Артомонов полез было целоваться, но Павел мягко отстранил его.
— Господин штабс-капитан, — сказал он, — недалеко отсюда обнаружены два вражеских отряда. Они, похоже, охотятся за нами. Нужно быть осторожнее.
— А ты думаешь, мои глаза и уши не лазают по тайге? — ощерился в улыбке Артамонов. — Знаю про красноперых, и пухалки ихние видели.
В юртах размещались белоповстанцы. Дым от вонючего самосада и махорки потянуло к потолку. Командиры и их приближенные собрались и рубленом домике, в котором одиноко жил почтовый чиновник-старичок. Васька Сыч устроился возле камелька на скамейке и совал пропотелые ноги чуть ли не в самый огонь. Насвистывая, он извлек из кобуры маузер и не мог налюбоваться на него. Покровительственно говорил двум сидящим около него отрядникам:
— Я, братцы, давно мечтал этакую штуковину заиметь. С нее можно палить: не просто наганишко, а маузер. Понимаешь, маузер! — добавил он таким тоном, будто его не понимали, и выпрямил указательный палец. — Глянь, как ловко патроны подает.
Повстанцы равнодушно молчали.
— Он не хуже винтовки хлещет, — продолжал Васька. — А главное — удобный. Хлопает тебя по ляжке, и руки свободны, делай что хочешь.
Ванька Рыжов, прозванный Косоклюем за перебитый когда-то в драке нос, не вытерпел, с обидой ответил:
— Много не форси, адъютант. Стрелять сначала путно научись. Ворону с двух шагов не подшибет, а тоже туда лезет!
Косоклюй с затаенной неприязнью оглядел Ваську. Сыч угрожающе приподнялся на локте. Угреватое лицо его с рыжеватыми бровями и редкими оспинами покраснело.
— Смотри, легче на поворотах. В ухо получить можешь!
Косоклюй мрачно отвернулся и сплюнул.
«Ничего, когда-нибудь посчитаемся! — утешил он себя. — Нос кверху задрал очень. Подумаешь, адъютант! Подлизался, харя, и воображает из себя начальника, подстилка!»
И действительно, Васька Сыч в совершенстве постиг характер своего командира. Если захотелось Артамонову выпить и он задвигал кадыком, Васька тут как тут, несет бутылку. Осерчал штабс-капитан на кого-нибудь, только размахнулся, а провинившийся уже летит от Васькиного кулака. Зачесалась у Артомонова спина, Васька ногтями скребет и отпускает непотребные шутки, до которых Артомонов большой любитель. Надо на ком-нибудь злость сорвать — Васька рядом. Влепил ему затрещину, и на душе вроде легче стало. За все это Артомонов дорожил Сычом.
— Васька, — послышался из-за ситцевой занавески голос штабс-капитана, — шагай сюда! Да живее, тюлень!
— Сей момент!
Сыч поспешно сунул ноги в валенки, прицепил маузер, одернул френч. Часть комнаты была отгорожена ситцевым пологом, там за двумя сдвинутыми вместе столами сидели Артомонов, Павел, Станов, Кулебякин и другие приближенные. Шел военный совет. На столе была развернута самодельная карта. Она была испещрена разноцветными линиями, стрелками, кружочками. Васька скосил глаза на измятый лист и подумал про своего командира: «Мозги затемняет!» В стороне незаметно стоял человек. Худощавое лицо его, иссеченное
— Я прибыл! — молодцевато отрапортовал Васька и козырнул, хотя шапки на голове не было.
Артомонов с серьезным видом водил грязным пальцем с длинным, загнувшимся ногтем по карте и морщил лоб. Павел внимательно посмотрел на Ваську и заговорщицки подмигнул. Сыч непонимающе пожал плечами.
— Вот что, Вася! — поднял голову командир. — Возьми человек десять наших, кто получше стреляет, и ступай. Он покажет дорогу, — кивнул Артомонов в сторону незаметно стоявшего человека. — Из улуса в город должны ехать несколько ревкомовцев. Вооружены они? — обратился он к лазутчику.
Тот утвердительно кивнул. Лицо его не изменило своего непроницаемого выражения.
— Так вот, они должны ехать на одной подводе. Ты постарайся успокоить их. Разумеешь? Только молчок, никому!
— Есть угомонить! — гаркнул вестовой.
— Действуй.
— Улусники лошадей попрятали. На быке товарищи ползут! — усмехнувшись, заметил Павел.
Васька вышел. Тащиться куда-то Сычу чертовски не хотелось. Мерзни, волнуйся, когда можно спокойно поспать в тепле. Но адъютант хорошо знал Артомонова. У него еще не совсем зажила голова — так угостил его командир рукояткой нагана за возражения. Ему не перечь. Похоже, и Павел тут замешан, чего он подмигнул ему?..
«Ладно, возьму с собой баклажку побольше. Буду сидеть в сторонке, потягивать по маленькой, время и пройдет», — успокоил он себя.
Кожаную тужурку Сыч оставил на хранение Косоклюю, натянул меховой жилет, полушубок, перепоясался кушаком и пошел выбирать стрелков. Через полчаса десяток повстанцев, лазутчик и Сыч собрались во дворе. Искристый снег слабо мерцал при мертвенном свете луны. Проводник дал знак следовать за собой, и отрядники молча, один за другим, след в след, тронулись за ним. Васька приотстал, перед уходом с ним хотел переговорить Цыпунов. Сыч с тоской смотрел на освещенные окна юрт и про себя крыл Артомонова всеми ругательствами. Скрипнула дверь, и кто-то заслонил своим телом красноватый изнутри выход.
— Ты, Вася? — негромко окликнул Сыча Павел.
Васька насторожился. По тону Цыпунова он понял, что тот намерен сообщить что-то важное. Павел приблизился и таинственно зашептал:
— Услуга за услугу, приятель!.. Не ревкомовцы поедут. От меня один к красным удрал. С его семьей разделайся для острастки. Мы потом скажем, что вот, мол, отец сбежал, за ним семья потянулась, а красные их перебили. Только умненько сделай. Половину долга с тебя сниму. Не забыл? А если деньги нужны... — Павел полез в карман.
Васька попятился от него. Хоть он и убивал людей, женщин и детей «успокаивать» ему еще не доводилось. Но как откажешь человеку, который спас от ножа? Да и страшного в этом ничего нет. Не в него же будут стрелять.
— Много их? — хрипло спросил Васька и облизнул пересохшие губы.
— Баба, парнишка и две девчонки. Ничего опасного!
— Черт с ними, коли собрался, пойду! — буркнул Сыч. — Деньжонки-то не лишние — одолжи.
— Только, Вася, ни звука, и своих предупреди!
— Знаю!