В тайге стреляют
Шрифт:
— Вишь, какая у него благодать! — осипшим голосом произнес вошедший дядя Гоша.
О порог застучали подмерзшие валенки. Свободные от дежурства красноармейцы быстренько разделись. Назарка посмотрел на озаренные прыгающим пламенем лица бойцов и опять засмеялся.
— Кто тебя так развеселил, приятель? — лениво полюбопытствовал Тепляков, прилегший на орон с зажатой в зубах самокруткой.
— Э, черт пугал! Шапку мою хотел забрать.
— Черт? — озадаченно протянул командир отделения и даже сел. — Ну-ка, поведай, что у тебя тут без нас приключилось?
Словно заправский артист, Назарка начал представлять, как он в темноте выискивал сухие поленья, стругал растопку, собирал с пола стружки. В этот момент он и подцепил треухом крючок.
— Стал на улице — не знаю, где моя рука, где голова, — возбужденно продолжал Назарка, усиленно жестикулируя. — Камелек топить надо — ноги обратно не идут. Кричать — глотка чужая стала, и ты, дядя Гоша, не велел. Прямо беда! Долго стоял. Маленько не страшно стало. Думаю: «Белый, поди, хуже черта!» Сено зажег, юрту барда [41] ... Какой абаассы! — смешно просто!
41
Пошел.
— Молодчина, Назарка! — добродушно посмеиваясь, похвалил Тепляков и привлек паренька к себе. — Сумел перебороть страх! В жизни сгодится. Не каждый способен владеть собой... Когда я впервые в шахту попал, тоже чуть было языка не лишился...
— А что такое шахта? — поинтересовался Назарка.
— Как бы тебе попроще объяснить, — замялся Тепляков, попыхивая самокруткой. — Видишь ли, малый, люди — шахтерами их называют—копают специальные колодцы — ямы, глубокие-глубокие. Потом под землей прокладывают длинные норы — ходы. А чтобы порода не придавила, ее подпирают деревянными столбиками — крепят. Там, в лаве, и добывают уголь...
Уголь? Назарка не удержался и прыснул. Какой дурак туда его запрятал? Вон в камельке угля полно. Зачем же в нижний мир за ним лазить, жизнью рисковать?.. Уж не подшутил ли дяди Гоша над Назаркой, чтобы позабавить красноармейцев?
— В шахтах другой уголь добывают — каменный, — терпеливо объяснял Тепляков, по выражению лица паренька догадавшись, что у того появилось чувство недоверия и обиды.
Разговор разговором, а обязанности свои не забывай. И Назарка ежеминутно шуровал в очаге. В юрте было тепло. Примостившись на оронах, бойцы дремали. Дядя Гоша пересел на низенький чурбанчик и щурился от яркого огня. Голова его, озаренная красным, казалась отлитой из меди. Назарка набросал в камелек очередную порцию топлива и пристроился возле Теплякова. Сколько же еще ему неизвестно, неведомо! И как представить себе, нарисовать в воображении то, о чем не имеешь никакого понятия? А знать хочется.
Вот про уголь зашла речь. Сразу уйма вопросов возникла в голове, и каждый из них требует разрешения
Хорошо. Допустим, какому-то чудаку потребовалось прятать уголь где-то далеко внизу. А как ямы копать? Ведь земля твердая, как кость. Много ли она за лето оттает? Тут лопат и кирок не наберешься.
— Я, малый, в науке и сам не очень-то силен. Ну да ладно, как сумею, так и растолкую. — Дядя Гоша потер пальцем переносицу и сморщил лоб, точно мыслить ему стало больно. — Земля постоянно мерзлая бывает только у нас, на Севере. Такое я слышал от сведущих людей. В других краях до самого конца своего она теплая. Копать ее легко, да и машины всякие к этой цели человек приспособил.
— А где конец, дядя Гоша? — не унимался Назарка.
Черные глаза его, вправленные в продолговатые прорези век, так и сверкали. Где же тогда обитают злые чудовища абаассы? Если их нет, то все же где конец? И что там есть?
— На какой глубине конец земли — не знаю, Назарка! — прикинув в уме, признался Тепляков. — Пожалуй, далековато... Никакого подземного мира нет, и злых духов нет! Это я тебе скажу точно. Шаманы все навыдумывали темных людей охмурять да обманывать! — решительно переменил он тему беседы, чтобы самому окончательно не запутаться в своих суждениях. — Я, дорогой мой,
— Уголь... камень, он шибко нужен людям? — не отставал Назарка.
— Нужен, малый, нужен! — Теплякову нравилась любознательность паренька, и он терпеливо, как умел, отвечал на его бесконечные вопросы. — Уголь тот хорошо горит и дает много жару. Самое лучшее топливо для машин, для паровозов, например, или для заводов.
Назарка слушал затаив дыхание и зачарованно смотрел на огонь. Прогорая, поленья оседали, превращались в грудки раскаленных углей. По ним, пританцовывая, метались синие трепещущие язычки. Беспокойные косички пламени укорачивались и прятались в очаге.
— Вот так-то, Назарка! Выучишься грамоте, про все на свете знать будешь. Великое дело — знания! Ученых людей мир уважает, — вздохнув, заметил Тепляков и взглянул на часы. — Ого! Пора караулы менять!.. Подъем!
Красноармейцы ушли. Назарка расшуровал камелек и прилег на орон, пристроив под голову шапку, надетую на кулак. Веселый розовощекий старик-шалун Бырджа Бытык вновь завел свою лихую разудалую пляску. Не отрываясь, Назарка смотрел на огонь, и в воображении его рисовалась дорога, та самая, что пролегла от уйбаановской усадьбы к городу. Только колеи у нее были не мягкие, выбитые в грунте колесами повозок, а из железа, из которого кузнецы мастерят ножи, косы-горбуши и прочие необходимые в хозяйстве изделия. И пролегла та тимир [42]– дорога далеко-далеко, прямо к Москве, где дома друг на друга поставлены и где живет защитник хамначитов Ленин — Светлый Человек.
42
Железо.
По железной колее шибко катит паровоз, удивительно похожий на дом, который построил себе Павел. И ставни, и крыльцо — в точности такие же. Только под домом колес — как ног у многоножки. Из трубы дымище, перевитый крупными искрами, валит, будто лесной пожар разбушевался. За паровозом юрты со всего наслега привязаны. Колеса под ними точь-в-точь как у павловской телеги — с железными обручами...
Странно! Назарка каким-то образом вдруг очутился у машины, представляющей собой дивное сочетание печки и камелька. Он швырял в разверстую огнедышащую пасть уголь-камень, ничем не отличающийся от булыжин, которых полно по берегам большой реки.
Паровоз с грохотом и скрежетом мчал через тайгу. Деревья за окном слились в сплошной неровный частокол. Вот и Москва. В самом деле, дома здесь диковинные. Юрты друг на друга приделаны, а трубы сбоку торчат, кривые, словно сучья у засохшей лиственницы.
«Тебе кого, Назарка?» — спросил человек, как две капли воды похожий на комиссара Чухломина. «Ленина — Светлого Человека повидать надо бы, — степенно ответил Назарка. — Далеко приехал, из тайги. Дело есть».
Повел тот человек Назарку по густотравному аласу. Навстречу им идет мужчина. Глаза у него большие, добрые. Лицо белое, улыбка хорошая. Посмотришь на него — и сам невольно улыбнешься. Одет тот человек в гимнастерку и брюки-галифе. Назарка сразу догадался, что перед ним Ленин — Светлый Человек. Только Назарка почему-то предполагал, что он ростом должен быть бы повыше и в плечах покрепче. «Я к тебе, Ленин — Светлый Человек, на чудо-паровозе из Якутского края, из самой тайги приехал, — с почтительным поклоном произнес Назарка. — Почему так долго к нашему народу не идешь? Худо живут хамначиты. Тебя ждать устали. Когда придешь, большой ысыах устроим». — «Некогда мне, Назарка. Дела всякого больно уж много! — ответил Светлый Человек и с улыбкой погладил его по голове. Странно, Назарка не почувствовал прикосновения руки. — Верных своих людей на выручку вам я послал. Разве не помогают они якутам прогнать объевшихся и заплывших жиром?»