В театре и кино
Шрифт:
Песня "Ты, родная моя матушка...", которую они запевают, пробуждает в Варваре воспоминания детства. Она радостно, удивленно отдается звукам полузабытой, давно не слышанной, но любимой песни и поет, несколько подчеркивая ее народную интонацию. Варвара объясняет свою радость, рассказывая, как ей жилось у матери, среди простых женщин-прачек, которые пели эту песню.
Резким диссонансом врывается в эту сцену голос Басова: "Саша! Дай-ка пива... и портвейна..." - и мгновенно возвращает Варвару из прошлого в настоящее; она невольно сравнивает свою прежнюю жизнь с теперешней и не только становится серьезной, но ее долго сдерживаемая
живем!". "Да, плохо..., - подхватила Варвара: - ...Не понимаю я этой нашей жизни, жизни культурных людей...". Эти возбужденные, нервные слова - не дамский разговор о тряпках, не вздорные пересуды добрых знакомых, это тема глубокая, болезненная, захватывающая.
Под влиянием взволнованного монолога Варвары Калерия резко, безапелляционно, даже грубо дает ей совет уйти от мужа: "Это такой пошляк, он тебе совершенно лишний...". Юлия Филипповна очень довольна таким оборотом разговора: "Вы очень мило говорите о своем брате...". "...Хотите, я скажу вам что-нибудь такое же и о вашем муже?" - невозмутимо спрашивает Калерия. Юлия Филипповна охотно подхватывает новую тему и сама говорит "кое-что такое" о Суслове.
Сцена приобретает особо интимный характер. Ее можно было бы назвать и охарактеризовать словом "девичник", - так откровенно звучит в ней покаяние Юлии, рассказ о том, как складывалась ее жизнь, жизнь женщины, которая имела несчастье родиться красивой, как виноват перед ней ее муж и как она уродует ему жизнь, как она мстит ему, как она, "взявши лычко, отдавала ремешок".
Интимный разговор женщин прерывает подошедший к ним Шалимов, но он сразу же уходит вместе с Варварой. Брошенная ему вслед реплика Юлии: "...В нем для меня есть что-то нечистое! Должно быть, холодный, как лягушка...", -убеждает нас в том, что действительно ее воображение уже давно приняло слишком однобокое направление. Небольшим монологом Юлии, после которого она и Калерия уходят к реке, завершается первый, экспозиционный кусок третьего действия, но тема этого куска будет развиваться и варьироваться.
Все происходящее между экспозицией акта и появлением Власа и Марьи Львовны нужно лишь для того, чтобы освободить сценическую площадку. Это и следует сделать как можно более случайно и живо: проходит молодежь с музыкальными инструментами. Соня увлекает всех к реке, кататься на лодках. Оттуда доносятся шум и крики. Все, кто еще оставался на сцене, бегут вниз, думая, что случилось несчастье (на самом деле "спасали" упавшую в воду шляпу Двоеточия). Наконец все успокаивается. Слышна только студенческая песня, на фоне которой и происходит сцена Власа и Марьи Львовны.
Оба они предстают здесь в новом свете, совсем не такими, какими мы видели их до сих пор. Власу сейчас не до шуток: он говорит, как человек, решившийся на серьезный и отчаянный шаг. Даже слова любви он произносит медленно, громко, без всякой нежности в голосе. Марья Львовна, пытавшаяся было образумить его, поняв безнадежность этой попытки, теряет всю свою решимость, строгость, неприступность и почти нечеловеческим усилием воли заставляет себя все еще обороняться от бурного натиска Власа.
А он, как
бросается перед ней на колени. Это ужасно. Я не случайно строю эту сцену в самом центре площадки, на голом месте, где каждый может увидеть их даже издалека. Влас ведет себя жестоко, неосторожно. Он говорит: "...Я умоляю вас - не отталкивайте меня!", - но в его интонациях звучит страсть, а не мольба. Марья Львовна, окончательно растерянная, смущенная, негодующая и нежная одновременно, просит его встать. Он поднимается с колен, но не уходит и продолжает говорить все так же настойчиво и страстно.
Марья Львовна как бы собирает последние силы, чтобы все-таки остановить его. И она это делает, сказав свое жестокое: "...Ведь я - старуха...". Влас сейчас же отпускает ее руки, которые держал в своих, и отходит от нее. Но это совсем не значит, что он вообще собирается отступить, отказаться от своей любви. "Хорошо!.. Я ухожу... Но потом, после - вы скажете мне...". Я обращаю внимание на то, что в конце этой фразы стоит точка, а не вопросительный знак. Влас не просит, не спрашивает, а настаивает, утверждает свое право на ответ.
И хотя, прошептав: "Да...да...
– Марья Львовна поспешно добавляет: - потом...идите!..", - Влас уверен, что добился своего. Он летит со сцены как счастливый победитель и, столкнувшись с Варварой, поднимает ее на руки,
перекручивает вокруг себя и уже из-за кулисы кричит: "Прости!".
Было бы жестокой ошибкой трактовать сцену Власа и Марьи Львовны как лирическое или просто горячее, страстное любовное объяснение. Здесь назревает явный конфликт. В этой сцене они - враги. Влас погубить ее хочет - вот что должны чувствовать зрители, пусть они и боятся за нее и хотят ее гибели. Трактовка же этой сцены как лирической вообще, любовной вообще сделает ее пресной, бездейственной.
После ухода Власа нужно прежде всего переменить аккомпанемент: Не осенний мелкий дождичек к этому
времени будет уже спет. Нужно начать что-то другое, оттеняющее следующую сцену Марьи Львовны и Варвары. Есть, например, такая веселая студенческая песня: "Там, где тинный булак". Она может очень хорошо контрастировать с содержанием следующего куска. Итак, Варвара застала на сцене смятенную, взволнованную Марью Львовну и возбужденного Власа. Варвара остановилась в недоумении, и когда Марья Львовна протянула к ней руки, как бы прося у нее пощады, она просто испугалась: "Что с вами? Он вас
оскорбил?".
Варвара усаживает Марью Львовну на копну, где происходит их диалог и где застает их Соня, нечаянно подслушавшая тайну матери. Незамеченная Варварой и Марьей Львовной, Соня скрывается в глубине сцены. Марья Львовна призналась Варваре в своей любви к Власу. Действенное содержание этого эпизода заключается в следующем: Марья Львовна, преодолевая волнение, обдумывает, анализирует свое положение, взвешивает все шансы "за" и "против" своего чувства. Говоря языком чисто техническим, она замедляет темп сцены.