В тенетах смерти
Шрифт:
Доктор посмотрел на Калона усталыми глазами.
— Однажды это должно было случиться.
У него были глубокие морщины, мешки под глазами и горькая складка у рта. Коротко остриженные волосы были совсем седыми.
— Я, если мы договоримся, не отниму у вас много времени, доктор. Я хочу, чтобы вы поняли. Меня ждут в машине три человека из ГПУ, но я пришел к вам как друг.
Хорнбах поднял голову:
— Какой смысл предавать в моем возрасте?
— Вы не поняли, доктор. Я хочу сохранить вашу организацию, но я должен
— Я ничего не знаю.
— Не глупите. Я понял, что Даун был в вашей организации мобильным агентом, обеспечивающим связь между различными ее членами. Что касается вас, доктор, то вы являетесь соединительным звеном и должны знать звено, ведущее к голове.
— Я всего лишь скромный член организации.
— Нет, я не думаю. Остальные звенья вербовались из более скромной среды, такие, как Лаймен, например. Кроме того, ваша профессия позволяет вам легко перемещаться, не привлекая к себе внимания. Более скромные члены вашей организации не перемещаются. Вы будете говорить, доктор?
— Я не понимаю.
— Глупо. Я не из ГПУ, но, если я провалюсь, вы попадете к ним. Подумайте об этом. Кроме того, есть другой способ узнать имя вашего корреспондента…
На этот раз Хорнбах проявил интерес.
— Я могу ошибаться, — продолжал Калон, — но весьма возможно, что им окажется один из ваших пациентов, то есть его имя мы сможем найти в списке ваших больных. На это потребуется время, но можете быть уверены, его найдут.
Доктор казался несколько взволнованным. Его руки, покрытые желтыми старческими пятнами, дрожали.
— Кто вы? — спросил он.
— Неважно, — ответил Калон. — Советую вам поспешить.
— Как я могу доверять человеку, которого сопровождают русские агенты?… Вы думаете, что это патриотизм. Нет, для меня это гораздо более лично, в некотором роде искупление.
Калон стиснул зубы. Он был бессилен перед Хорнбахом и тот знал это. А внизу ждет Соболин. Он отпустил Калона на веревочке, потому что это позволяло ему выиграть время.
— Доктор, — медленно начал Калон. — Рано или поздно они окажутся здесь, и тогда мы с вами проиграли.
Он встал, подобрал с пола небольшой флакон, содержащий пилюли, и поставил его на стол, на расстоянии вытянутой руки от доктора.
— Говорите, — холодно настаивал Калон. — Если вы предпочитаете умереть, прошу вас. Все, что я могу для вас сделать — это предоставить возможность уйти от них.
Хорнбах устало посмотрел на него. Он не спеша поднес руку к флакону. Калон, не отрываясь, смотрел на эту руку. Его лицо стало суровым, а на лбу выступили капли пота.
Хорнбах взял флакон, перевернул его и вытряхнул в ладонь две пилюли.
Наступило тяжелое молчание. Калон подумал, что Соболин уже наверняка начал терять терпение. Хорнбах смотрел на пилюли.
— Подумайте, доктор, русские пойдут до конца, они ни перед чем
Внезапно он протянул Хорнбаху свой пистолет:
— Теперь вы можете убрать нас…
Снова долгое молчание. Доктор сидел, не шелохнувшись, глядя на ядовитые пилюли. Казалось, что он дремлет.
Калон оставался очень собранным, несмотря на свои полузакрытые глаза и внешнее спокойствие. Хорнбах неожиданно выдавил из себя:
— Юлиус Оттвайлер, Риксдоферштрассе, Виттенберге. Он тоже врач.
Калон вздохнул с облегчением. Он наклонился, чтобы взять свое оружие. Хорнбах оставался в той же позе.
— Спасибо, доктор.
Хорнбах поднял наконец голову, и впервые его лицо озарилось подобием улыбки. Он смотрел вперед без страха, хотя знал, что умрет, поскольку уже давно привык к этой мысли.
Калон сунул пистолет в карман:
— Прощайте, доктор.
Закрывая дверь, он услышал глухой звук падающего тела. Что заставило этого человека сначала говорить, а потом умереть? Ведь он мог умереть, ничего не сказав.
Калон вышел на улицу и направился к ЗИЛу. Перейдя площадь, сел в пропахшую дымом машину. Он испытывал страшную усталость.
— Вы были там очень долго, — заметил Соболин.
Глава 15
Соболин злился на себя за то, что положился на этого странного человека. Но как можно было поступить иначе? С тех пор как ему поручили это дело, он занимался им практически один, а начальство уже дважды делало ему замечания, что до сих пор нет никаких результатов.
Соболин знал, почему его торопят. Советское правительство приступило к операции передачи официальной власти в Восточной Германии правительству Пан-кова, ставя перед собой цель — поставить Запад в затруднительное положение. Снова встал щекотливый вопрос о статусе Берлина и признании западными странами коммунистического правительства в Германии.
Это означало невозможность объединения и установления границ обеих Германий.
И неожиданно в разгаре операции возникает эта скрытая и продуктивная пропаганда.
Возникающие контакты между двумя немецкими правительствами очень настораживали: если это подпольное движение приобретет предполагаемый размах, катастрофа неизбежна.
Русским в таком случае придется вывести свои войска из Восточной Германии, что неизбежно повлечет за собой потерю здесь советского влияния.
Эти события найдут нежелательный отклик в мире, которому события в Польше и Венгрии продемонстрировали, что не все так гладко в социалистическом раю.
Советские дипломаты держались не так агрессивно, предвкушая моменты, когда они поставят Запад перед свершившимся фактом. Сейчас главное — осторожность и меньше риска. В то же время действовать надо было быстро, чтобы извлечь преимущество из внезапной атаки.