В тени алтарей
Шрифт:
— Исповедуйся, сынок. Ксенженька приехал со святым причастием, — повторила мать, дотронувшись до его руки.
Ксендз опять попросил оставить его наедине с больным и придвинулся ближе. Но тот все молчал. Как заставить его заговорить, что сказать? Все обычные формулы исповеди казались здесь неуместными, недостаточными. Здесь нужны были глубокие, искренние, убедительные и в то же время властные слова. Вот оно, испытание способностей и рвения священника! Здесь нужно быть апостолом, найти ключ к сердцу грешника.
Ксендз Васарис начал говорить.
— Послушай, брат, я приехал помочь тебе. Ты тяжело болен. Бог даст,
Говорил и чувствовал, что говорит не то, что нужно. Эти слова казались ему чуждыми и так неубедительно звучали в его устах. Как могли они воздействовать на больного? Он поглядел на ксендза мутными глазами и прохрипел:
— Не помру я…
— Как ты можешь знать, брат, что не помрешь? Не сегодня, так завтра все мы помрем. Зачем ждать до последнего? Скажи, какие грехи припоминаешь. Может, в прошлый раз плохо исповедался? В прошлый раз получил разрешение от грехов?
— Не помру я, — упрямо повторил больной. — Не хочу…
— Все равно попытайся вспомнить. Давно был у исповеди?
— Не знаю…
— Разрешение от грехов получил?
— Не знаю…
— Позволил ксендз причаститься?
Лицо больного исказилось, он тяжело заохал, стиснув зубы.
Ксендза Васариса взяло отчаяние. Что теперь будет? Так и уехать обратно, ничего не добившись? Он слышал разговоры ксендзов о том, что почти не бывает таких упорствующих, которых на одре болезни, особенно перед смертью, нельзя было бы смягчить и обратить к богу. Требуется только умение. И Васарис, стараясь расположить к себе больного, стал расспрашивать его о болезни.
— Что у тебя болит, брат? Голова? Сильно больно? Я подожду, а ты подумай и, что вспомнишь, скажи мне.
Но глаза парня вдруг злобно сверкнули, и он даже зубами заскрипел.
— Все равно я ему не спущу… Будет меня помнить… — забормотал он, двигая бровями.
— Кому не спустишь? Кто будет помнить?
— Велика важность, что он ксендз… Мне все едино… Раз он полез драться, так и получит…
— Что ты говоришь! — испуганно крикнул Васарис. — Сам лежишь на смертном одре, а помышляешь о мести? Христос велел прощать врагам своим и сам прощал. Предоставь богу судить других, а сам подумай о себе.
Опять он почувствовал, что говорит неубедительно, и замолчал, увидев, что больной возбужден и сердится. Лицо у него побагровело, глаза лихорадочно блестели, он тяжело дышал и нервно сжимал кулаки. Васарис с возрастающим беспокойством следил за ним, опасаясь, что он снова начнет бредить.
— Успокойся, успокойся, — повторял ксендз. — Может, выпьешь воды?
Но больной взялся руками за края кровати и сел. С минуту он глядел в упор на исповедника и вдруг схватил его за грудь. Ему привиделся ксендз Стрипайтис.
— А я не спущу!.. Ты меня побил!.. Дивиденды!.. Йонас, хватай бутылку!.. Держи его, ребята!.. — закричал он, все крепче вцепляясь в стихарь и сутану.
— Помогите! — крикнул перепуганный ксендз.
Дверь распахнулась, в избу вбежали родители больного, соседи и с большим трудом уложили его. Двое мужчин держали его за руки, пока он не успокоился.
— Он часто так бредит, ксенженька, — рассказывала мать. — Всё ксендза Стрипайтиса забыть не может. Грозится отомстить, да и только. О, господи, господи, помилуй
О том, чтобы исповедать больного в таком состоянии, не могло быть и речи. Но мать продолжала беспокоиться:
— Как же причаститься ему, ксенженька? Может и помереть, бедняжка…
Но ксендз колебался.
— Нельзя, матушка. Исповедаться он не хочет, не кается…
— Ох, ксенженька, это он от лихорадки так. Это на него сейчас затмение нашло. Утром сам звал ксендза. И исповедаться захотел и собороваться…
Хотя ксендз Васарис сомневался в том, что больной высказал такое желание, однако разрешил его от грехов sub conditione [127] . Больной совсем притих, лежал, не шевелясь, с закрытыми глазами и тяжело дышал. Неизвестно, слышал ли он слова ксендза и шаблонные ламентации, которые тот читал по книге.
127
Условно (латинск.).
Васарис и соборовал больного. Помазал святым елеем, творя образ креста на глазах, ушах, ноздрях, губах, руках и ногах, твердя сакраментальную формулу обращения к богу, дабы он отпустил грехи, содеянные посредством этих частей тела. Больной все время лежал неподвижно. Все делалось осторожно, чтобы он снова не начал буянить. Причащать его ксендз не стал и порадовался про себя, что, когда собирался в обратный путь, избежал разговора с родителями и соседями. Он лишь в двух словах выразил надежду, что больной поправится и другой раз звать ксендза не придется.
На обратном пути Васарис погрузился в печальные размышления об этом визите и вообще о деятельности пастыря в Калнинском приходе.
Уже совсем стемнело. Лошади шли шагом, шлепая по дорожной грязи, телега, покачиваясь, двигалась вперед медленно, скучно. Горько и пусто было на душе у молодого ксендза. Эта важная поездка к больному, к которому он направлялся с такой тревогой, окончилась полной неудачей, поражением. Больной оттолкнул, опозорил его, не выразил и признака раскаяния, а он разрешил его от грехов, совершил над ним таинство елеосвящения. Иначе поступить он и не мог, но что из этого? Это была одна пустая, ничего не значущая формальность. Он не облегчил сердца, совести больного, не примирил его с богом, не приготовил к смерти. Что тому виной? Упрямство больного? Тяжелая болезнь? Хамство Стрипайтиса? Неопытность исповедника? Все вместе взятое. В конце концов, что бы ни было виной, эта неудача тяжелым камнем навалилась на сердце молодого ксендза.
Второй раз ксендз Васарис столкнулся с этой омраченной совестью, с этим безграничным нравственным убожеством и почувствовал всю тяжесть и ответственность своего призвания. Снова встал перед ним насущный вопрос: исполню ли я свой долг? Труд пастыря в глухом захолустном приходе потребует от него всех сил, всего времени. Священник сопровождает человека от рождения до самой смерти, в течение всей его жизни. А он, поэт Васарис, что будет делать? Сопровождать или сбивать с пути? Церковное законодательство, традиции и обычаи установили многообразные формы пастырской деятельности. Совершение таинств, богослужение, проповеди, занятия с детьми катехизисом, посещение прихожан — всё это формы апостольского служения.