В тени летящей птицы
Шрифт:
Хотя нет, не все… Нестор вспомнил свою семью, Ивановых, щербатого водителя, который не бросил их с Туманом умирать на замерзшей трассе…
Нестор икнул:
– Наших в городе много?
– Да всех съели.
– Крысы разбушевались – знаешь?
– Ха! Едва ноги унес, – хрипло мявкнул Тиран.
– Плохо…
– А-а-а-а, ты думал, я сдохну?! – Тиран попытался встать в стойку, но Нестор посмотрел на него с каким-то новым и странным выражением, и это опять остановило старого разбойника. И запах… От рыжего пахло порохом!
– Надо собирать всех, кто
– Попробовать надо. – Туман задумался: а кто у него свои? У него всегда своим был человек. Вот с ним и посоветоваться нужно…
Глава 8
Красавица, обезьяны и слониха Бетти
В первые дни блокады от обстрела погибла слониха Бетти, и это сразу стало всеобщей горькой новостью. Тогда пытались вывезти животных, но кольцо сомкнулось, и основная масса друзей человечества и отрада детства так и остались в городе. Вот и сейчас дети готовились к праздничному посещению зоопарка, а зоопарк пришел к ним. По городу бегали беззащитные, перепуганные обезьяны.
И что самое удивительное, голодные горожане ловили этих животных и отдавали обратно в зоопарк.
– Подумать невозможно, – повторяла в сотый раз Матрена, вспоминая прошлогоднюю историю, – соседи рассказали, что тогда всех обезьян поймали и отдали обратно в зоопарк!
– Ну и что, – безразлично отвечала соседка Клава. К ней вчера пришла похоронка.
– Как «ну и что»? Клаша, говорят, французы от голода съели весь зоопарк – а мы все вернули…
– Ну и что…
– А про Красавицу слышала? Так она с девятьсот одиннадцатого года в нашем зоопарке. Две революции пережила.
– Это бегемотиха, что ли? – Клава сдвинула густые казачьи брови и тихо завыла. – Мы с Гришей к ней ходили-и-и-и…
– Перестань, слышь, ну всё! – Матрена вытащила из кармана тулупа замызганную тряпицу, которой подтирала Сашке рот, и провела по глазам соседке. – Тебе еще мальчишек подымать. Вот кончится война, и все вместе пойдем в зоопарк…
– А-а-а-а-а. – На одной ноте вела свой разговор Клавдия.
– Знаешь, Клаш, а ведь Красавицу не вывезли. Слышишь, не успели эвакуировать.
– И что?
– А то. Говорят, с ней тетя Дуня, зоотехник, живет в вольере. Фамилия какая-то: Саша… Маша… Дашина! Представляешь? Она с Невы носит ей сорок ведер воды. Каждый день!
– Сорок ведер? – Глаза Клавдии просохли. – Да ну? И зимой?
– Да вот!
– А зачем?
– Красавица погибнет: говорят, кожа пересохнет и растрескается до крови. Да корма готовит килограмм пятьдесят каждый день.
– Да ну?
– Да то! Это она для бегемота так старается. А мы что с тобой, для детей наших не сможем?
– А-а-а-а-а! У нее же никто не погиб, Мотя-я-я-я!
– У кого сейчас никто не погиб, Клаш, покажи мне его?
– Да-а-а-а!
– Да
– А откроют?
– А как же. Скоро. Вот увидишь!
Глава 9
Мяукающая дивизия
И вот дожили до весны. Нестор и Тиран с трудом нашли во всем городе двух котов и одну восхитительную кошку. Звали ее Василиса. Бои за Василису чуть не деморализовали всю кошачью группировку. А Василиса… Ох уж эта Василиса!
Банда зачистки работала тихо. По одному подъезду. Выходить на большую битву было нереально: их сожрали бы, не оставив коготка и кисточки от хвоста. В одном из сражений Нестор забрел в совсем убогое жилье: детки, двое – мальчик пяти лет и девочка восьми, – с ними была почти слепая старушка.
Думал кот недолго. Это было недалеко от родного очага – на бывшей Гороховой, как по старинке именовал ее профессор. Туман все понял и отпустил. Так даже было ближе к Тирану. И самое главное, Василиса жила там же, в подвале соседнего дома! А рыжий, ухоженный (по военным меркам очень даже!) кот, с пушистым хвостом (ой, то есть с половинкой) и командирскими замашками, которые он перенял у Иванова, сделали его вне конкуренции трем облезлым женихам. Тиран поскрежетал, поскрежетал зубами, пожаловался Туману – и принял. С трудом, но принял. И угомонил остальных.
Когда рыжий красавец появился в подвале, бабушка Акулина Григорьевна как раз рассказывала деткам сказку про королевича Елисея с пышными золотыми кудрями и зелеными глазами. И тут на авансцену вышел Нестор.
– Елисей! – закричала малышка. И Нестор понял, что заставило его уйти с сытого жилья Матрены. Девочка так была похожа на его Дашку…
Так его и прозвали в этом благословенном и забытом людьми подвале. Бабка совсем не выходила, а «крючки», как звали блокадных детей, ходили сами за водой и хлебом, прячась от людей, чтобы не попасть в приют и не расстаться с бабушкой.
Они бродили по разрушенным домам, собирали вещи и меняли их на отруби и дуранду. Акулина Григорьевна делала из отрубей кашу «Повалиху», от которой всегда хотелось спать. Каша могла быть настоящей радостью, если в нее бабушка добавляла мутную водицу из «земляного» сахара. Но это бывало не часто. Землица, пропитанная сахаром, и впрямь была золотая: за пакет такой земли из-под Бадаевских складов, сожженных немцами еще в начале Блокады, бабушка отдала золотую ложечку, которую долго хранила и все надеялась передать внукам. Смешное слово «дуранда» означало спрессованный жмых семечек подсолнуха после отжима из них масла. Дуранду кусочками клали в рот и рассасывали. Был в ходу также шрот – измельченные семена растений, – которым раньше кормили домашних животных. А еще ели хряпу – верхние зеленые листы капусты, которые были спасительным источником витаминов. Перед Исаакиевским собором разрешили разбить огороды, и люди выращивали капусту. Капуста, конечно, сразу не вырастала, но первым листочкам – «хряпам» – все очень радовались.