В тени луны. Том 1

Кайе Мэри Маргарет

— Совершенно дикий юнец, — сказала Амира, качая головой. — Но он еще так молод. Жизнь его еще всему научит. Сейчас он готов пойти на любые безумства и легко подпадет под влияние плохих компаний. Но это пройдет.

Амира вышла замуж за своего троюродного брата Валаят Шаха, маленького князька, который занимал одну из многочисленных наследственных и весьма доходных синекур при распутном дворе короля Оуда. Аннексия лишила его места и средств к существованию, и он со всей семьей перебрался жить в Гулаб-Махал. Потеря власти и привилегий ожесточила Валаят Шаха против англичан, так что будет лучше, объяснила Амира с сожалением, если Винтер пока не будет посещать Гулаб-Махал. Мужчины

подвержены внезапным порывам горячности и гнева. Они менее терпеливы, чем женщины, и хотя она сама считает действия Компании несправедливыми, — разве не было больше никого из королевской семьи, чтобы заменить Ваджида Али, если он был нечестен? — она все же рада была снова вернуться в Гулаб-Махал, и у нее нет желания жечь и убивать в отместку. Она не слыхала ничего хорошего о Ваджиде Али за время его правления, и теперь, когда он был низвергнут, она не видела большого смысла в кровопролитии ради того, чтобы восстановить его на троне. Ей нужно думать о безопасности своих детей, и ради них она вполне согласна жить тихо и мирно в Гулаб-Махале при любом правительстве, способном сохранить в стране порядок.

— Твои дети? — воскликнула Винтер, переключаясь с политических проблем на личные. — У тебя есть дети? Как замечательно. И сколько?

— У меня два сына, — гордо сказала Амира. — Одному четыре года, а другому три. — Они были оставлены на попечение матери ее мужа, пока она сама ездила на свадьбу к ближайшим родственникам. Она взяла бы их с собой, но мать мужа запретила ей это, остерегаясь, чтобы с ними ничего не случилось в пути. Теперь она никак не может дождаться, когда снова их увидит.

— Три недели! Я не видела их три недели — а мне они показались тремя годами. Если бы я могла прожить в разлуке с ними еще какое-то время, я бы осталась здесь на твою свадьбу, Маленькая Жемчужина. Когда ты будешь замужем и у тебя появятся собственные сыновья, ты поймешь, что я чувствую сейчас.

Путь Амиры лежал через Лунджор и далее, через лодочный мост, но когда пять дней спустя они приблизились к окрестностям города, она не захотела въезжать в город, остановила рут и послала слуг нанять экипаж.

— Я подумала, — с нежностью в голосе сказала Амира, — что будет лучше, если ты появишься у своего жениха без сопровождения родственницы другой расы. Я слышала, что среди белых людей есть такие, которым это не нравится. Но мы встретимся снова. Мы обязательно встретимся снова! А теперь, чтобы не оставлять тебя одну, Хамида поедет с тобой. Нет, нет, мы обо всем договорились вчера вечером, пока ты спала. Тебе не пристало показываться своему будущему мужу без сопровождения женщины. А если он даст тебе другую, Хамида сможет возвратиться ко мне.

Две молодые женщины обнялись, и Хамида, собрав свои и вещи Винтер, вслед за ней вылезла из повозки. В следующий момент ярко разукрашенная рут вместе с ее верховым эскортом двинулась вдоль длинной дороги, скрытой под сенью деревьев. Тонкая рука коротко махнула им из-за украшенных вышивкой занавесок, и Амира исчезла.

Винтер, переодетая в амазонку сдержанной расцветки, стояла со слезами на глазах на обочине дороги, глядя на пыльное облако, скрывшее рут, пока Хамида, раздраженная назойливыми деревенскими жителями, останавливавшимися поглядеть на диковинную мем-сахиб, подтолкнула ее поскорей в наемный экипаж.

Под палящим дневным солнцем они поехали в направлении военного городка, и вскоре впереди показалась длинная белая дорога, обсаженная по краям деревьями и высокой травой. Спустя еще некоторое время они достигли больших замковых ворот из выбеленных временем камней, достаточно широких, чтобы пропустить навьюченного слона. Ворота были расцвечены огненными цветами

бугенвиллеи, которая взбегала по стенам с обеих сторон, свисая живописной массой с парапета. Под этой самой цветущей аркой восемнадцать лет назад проехала Сабрина Грантам, контесса де лос Агвиларес, приехавшая погостить в резиденцию своего дяди, где теперь его племянник Конвей Бартон был специальным уполномоченным.

Глава 25

Дочь Сабрины смотрела не на ворота, а вперед, на длинную дорогу, ведущую к высокому одноэтажному дому, который должен был стать и ее домом. Наконец-то она доехала. Конвей был здесь и совсем скоро должен был стать ее мужем.

Экипаж остановился возле каменного крыльца, обрамленного вьющимися растениями, и изумленный чуппрасси [47] открыл рот при виде девушки в облегающей амазонке. Слуги из резиденции уже много месяцев знали о предстоящей женитьбе их хозяина, но ожидали невесту не раньше, чем через две недели, и несколько человек, собравшихся посмотреть на нее, теперь взволнованно перешептывались.

47

Чуппрасси — слуга.

— Да, — осторожно согласился Дурга Чаран, главный чуппрасси, взволнованно поправляя свой тюрбан, — комиссар-сахиб дома, не он никого не может видеть, он слишком болен, чтобы принимать посетителей.

— Я знаю, — сказала Винтер. — Поэтому я и приехала. Я хочу немедленно увидеть сахиба. Проводите меня в его комнату.

Главный чуппрасси, пораженный этой юной мисс-сахиб, показавшей такое неожиданное знание его родного языка, тщетно пытался остановить ее: Винтер проскользнула мимо него прямо в широкий холл.

В спальне Конвея было темно из-за задернутых штор. В комнате стоял неприятный запах, а кроме того, здесь находилась какая-то женщина. Полная индианка, одетая в яркий разноцветный муслин, сидела, скорчившись на полу, рядом с кроватью и махала пальмовым опахалом. Женщина вскинула голову, испуганная неожиданным появлением Винтер, и поднялась на ноги, зазвенев браслетами на щиколотках. Она была толстой и не первой молодости, но все же ее нельзя было назвать некрасивой. Она жевала пан [48] , и его запах в сочетании с ароматом мускуса, исходящим от женщины, почти заглушил все остальные запахи. Она не очень походила на сиделку и встретила Винтер с негодованием и враждебностью, ее угольно-черные глаза казались огромными на пухлом смуглом лице.

48

Пан — листья бетеля с различными добавками.

— Сахиб нездоров, — сказала женщина пронзительным сердитым голосом. — Он не может никого видеть. Никого!

— Он увидит меня, — возразила Винтер и прошла мимо нее к постели.

Лежащий на кровати застонал, заворчал и заворочался, потом произнес хриплым голосом:

— Что такое? В чем дело? Заткнись, грязная…

Человек перевернулся на спину и застонал громче, Винтер взглянула на опухшее, неузнаваемое лицо. Был ли это — мог ли это быть Конвей? Она ожидала увидеть измученного, изможденного, возможно, даже поседевшего человека-скелета, иссушенного лихорадкой, но это одутловатое лицо, желтое в скудном освещении затемненной комнаты, было полной неожиданностью. Спертый воздух и зловонное дыхание заставили ее отшатнуться. Они просто накачали его бренди! Наверняка, это не самое лучшее средство от лихорадки.