В тени луны. Том 1
Шрифт:
Полковник Маулсен, который не забыл и не простил капитану Рэнделлу его поведения в Александрии, приложил особые старания, чтобы подвергнуть его рассказ оскорбительному осмеянию. Он сделал все от него зависящее, чтобы комиссар не предпринимал каких-то официальных мер по этому докладу и едва из кожи вон не вылез в стремлении поставить под сомнение рассказанное Алексом. Полковник Паккер, фанатичный христианин, заявил, что все находится в руках Божьих и нужно только почаще молиться. Майор же Беквит, будучи человеком, весьма неуверенным даже в себе самом, был убежден, однако, в нерушимой преданности Компании каждого сипая в его полку. Он с охотой выслушал разгромную критику из уст полковника Маулсена, не возразил, когда тот назвал Алекса выскочкой и карьеристом-любимчиком на государственной гражданской службе и в конце концов укрылся за тем обстоятельством,
Тогда Алекс выставил вперед свою раненую руку на перевязи, попросил недельное продление отпуска по ранению и тут же уехал в Агру к губернатору Северо-Западной провинции господину Джону Колвину. Впрочем, поездка оказалась безрезультатной.
Этот губернатор был тем самым господином Колвином, который двадцать лет назад, будучи личным секретарем лорда Окленда, явился одним из главным инициаторов чудовищной глупости — Афганской войны. С тех пор он потерял уверенность в себе, перестал доверяться собственному суждению и стал бояться брать на себя какую бы то ни было ответственность. Господин Колвин принял и выслушал Алекса. Но он не поверил в то, что вся страна пропитана духом недовольства и мятежа, мысль же о брожениях в армии он полностью и категорически отверг. Он согласился с тем, что повсюду ходят тревожные слухи, но заметил, что слухи были и будут всегда, однако это еще ничего не значит. Он заявил, что не может взять на себя ответственность за арест таких людей, как Кишан Прасад. Это влиятельные вельможи, которых нет оснований подозревать в нелояльности. Тем более что, — Алекс вынужден был рассказать об этом губернатору, — сам господин комиссар Лунджора готов подтвердить алиби индуса и присягнуть, что того не было на канвайской сходке в указанную капитаном Рэнделлом ночь. Губернатор тоже предположил, что капитан Рэнделл обознался в отношении Кишана Прасада и вообще преувеличивает опасность сложившейся ситуации. Он также заметил, что офицеру Компании не пристало лично заниматься расследованиями подобного рода. Среди местного населения есть немало шпионов, которые находятся на содержании у Компании. Им вполне можно доверять, и потом, внедриться во вражескую среду им намного легче, чем белому человеку. Губернатор пообещал, что он, конечно, пустит информацию капитана Рэнделла вверх по команде, но в данное время…
Алекс, стиснув зубы, со все возрастающим чувством раздражения и горечи слушал губернатора. Он находился в положении человека, которого признали сумасшедшим и заперли в одиночную палату с обшитыми ватой стенами, чтобы он не разбил себе голову. А человек этот мечется и никак не может доказать, что он — нормальный, а его надзиратели — психи!..
Алексу следовало немного раньше вспомнить о генерале Джоне Джейкобе, которого записали в паникеры. Когда таких больших людей не слушают, что уж говорить о простом капитане? Может, не стоило и начинать это безумно-безнадежное предприятие?
Наконец он решил, что, если ему удастся раздобыть убедительные доказательства, ему все же поверят. Еще два дня назад он наивно полагал, что его собственные свидетельские показания будут достаточно убедительным аргументом, но… Кишан Прасад был прав, когда говорил, что англичане не поверят, потому что не захотят поверить. Властям удобнее закрывать на это глаза и упорно смотреть в другую сторону. Очевидно, в надежде на то, что если они не тронут улей, пчелы их не покусают.
Максимум, что удалось выколотить Алексу, это разрешение взять с собой шестерых пехотинцев и трех английских офицеров и прочесать место происшествия в поисках вещественных доказательств убийства, свидетелем которого он, как утверждает, был. Господин губернатор с неохотой признался, что примерно с неделю назад было подано заявление о пропаже ребенка. Исчез трехлетний сын рядового английского полка, расквартированного в Каунпуре. Так что есть вероятность того, что… Хотя, нет, в это решительно невозможно поверить!..
Алекс выбрал шестерых солдат и трех скептически настроенных, но исполнительных офицеров и уехал с ними в Канвай. Ничего они там, конечно, не нашли. Отверстие, ведущее в шахту, где проходила зловещая сходка, было открыто и доверху завалено всяким мусором. Казалось,
В десяти шагах от каменного двора в лесу была обнаружена могила, в которой валялись гниющие останки белого козла.
Книга третья
КОНВЕЙ
Глава 20
Вот уже больше шести недель Эбатноты покинули Калькутту и направились в долгое путешествие в Дели. Их сопровождали Гарденены-Смиты и, — что было неожиданностью, — лорд Карлион.
Лорд Карлион решил посетить древнюю столицу Моголов Дели и попросил позволения составить компанию этим двум семьям. Иначе, как он выразился, ему пришлось бы страдать от скуки и одиночества. Просьба, выраженная в галантно-вежливой форме, просто не могла встретить отказа. Миссис Эбатнот была искренне рада такому попутчику, однако ее весьма раздосадовало то обстоятельство, что и семейство Гардененов-Смит, в самую последнюю минуту, изменив свои планы, решило отправиться на несколько недель в Дели, присоединившись к ним.
Мама Делии объявила, что зной и влажность Калькутты уже невозможно выносить, но миссис Эбатнот, — хоть и не хотела выглядеть злючкой, — заподозрила, что на изменение планов миссис Гарденен-Смит повлияло известие о том, что лорд Карлион выразил желание присоединиться к компании. Она понимала, что такой приятной просьбой со стороны лорда Карлиона обязана отнюдь не достоинствам своим или мужа. Продолжая рассуждать, миссис Эбатнот сразу же отмела вариант с Лотти и Винтер, поскольку они уже были обручены. Неужели?.. Неужели ему приглянулась Софи?!.. Софи еще совсем ребенок, но зато уже такая миленькая и хорошенькая!.. Неужели все-таки Софи?!
Миссис Эбатнот некоторое время потешила себя мечтами счастливой матери. То, что она без особого воодушевления восприняла присоединение к их поезду семьи Гарденен-Смит, было вполне объяснимо, ведь Делия… Со вздохом миссис Эбатнот признавала про себя, что Делия — настоящая красавица, способная вскружить голову любому мужчине и затмить бедняжку Софи.
Полковник Гарденен-Смит, впрочем, как и полковник Эбатнот вынужденно отправились в эту поездку. Их женам и дочерям путешествие казалось на редкость некомфортным, утомительным и, если бы не присутствие лорда Карлиона, смертельно скучным. Что касается самого Карлиона, то Индия не произвела на него впечатления, если не считать великолепных условий и свободы охоты для путешественников. Одна Винтер с интересом и восхищением преодолевала каждую милю дороги. Она любовалась каждым рассветом, и который поднимался над равниной или над джунглями в шафраново-желтом зареве, каждым вечером, когда солнце закатывалось на покой, окрашивая местность то в бледно-золотистое, то в розовое, то в янтарное свечение. Она приветствовала одинокую луну в небе, которая походила на мускатный орех… На тот самый серебристый орех, который ехала посмотреть «дочь испанского короля».
Пейзажи раскрывались перед ней во всей своей непередаваемой красоте. Спутавшиеся в тугом клубке джунгли, низкие холмы вдали и ровные равнины. Широкие, причудливые изгибы индийских рек, их серебристые песчаные пляжи, белые стаи цапель, ищущих корм на отмелях. Поблескивающие в сумерках джили, с поверхности которых поднимались в зеленое вечернее небо косяки диких уток. Пальмовые деревья и желтые, похожие на мимозы, цветы шиповых кикар-деревьев. Тишина обожженных солнцем пыльных дорог и веселая суматоха параос [43] . Небольшие села с крохотными базарами, скрипучие крестьянские телеги и повозки, водоемы, храмы. Крик павлина в сумерках и гиканье диких гусей и журавлей на рассвете.
43
Бивуак.
Винтер не могла понять, как человек, путешествующий по такой сказочной стране, мог, как, например, сестра лорда Окленда Эмили Иден, называть ее «краем золы и мусора» или «на редкость отвратительным местом». Она не понимала, почему в одних глазах одна и та же вещь кажется образцом красоты, вызывающим только восхищение, а в других — отвратительной, обескураживающей и отталкивающей?
Все нравилось ей в этой поездке в Дели. Все, кроме одного. Радость омрачалась присутствием лорда Карлиона.