В тени монастыря
Шрифт:
Из толпы резко выделялся неразговорчивый мужчина лет тридцати пяти - бледный, с покрытой испариной лбом и темными кругами под глазами, он стоял в стороне с закрытыми глазами, оперевшись на стену. Этот человек и впрямь выглядел неважно, но стоял как все и не жаловался, дисциплинированно пропуская вперед ветеранов Великой Войны, которые здесь, как и в большинстве других учреждений Империи, имели право внеочередного прохода. Тем же правом пользовались люди, которых врачи приводили с собой: они и вовсе оставались в стороне от очереди, а лекарь заходил за стойки регистрации и добывал
Ярин не принадлежал к этому тайному ордену, и поэтому выстоял очередь до конца, прямо за энергичным стариканом, который, кажется, проторчал у окошка дольше всех. Сначала беспокойный пациент потребовал талончик к глазнику. Напрасно он тряс перед регистраторшей каким-то удостоверением в красной обложке - талончики закончились. Тогда дедуля спросил, каких врачей еще не разобрали, и после десятиминутных колебаний остановил свой выбор на сердечнике, предпочтя его доброй дюжине других специалистов. Ярина поразило, как настолько больной человек, нуждающийся во внимании чуть ли не всего госпиталя сразу, вообще смог прийти сюда, не говоря уж о выстаивании в очереди.
Наконец, Ярин добрался до заветного окошка, в котором сидела Велка, одна из четырёх регистраторш госпиталя. К этому времени его голова просто раскалывалась, но он нашел в себе силы вежливо промолвить:
– Здравствуйте. Мне к ушнику, пожалуйста.
Велка недовольно уставилась на него своими карими, почти бордовыми, гоблинскими глазами:
– А что с вами такое?
– У меня болит ухо, - ответил Ярин.
– Простудил его, что ли? Так пойди дома яйцом погрей, нечего нас от работы отвлекать!
– У меня очень сильно болит, мне нужен врач.
– Ничего, поболит и перестанет. Видишь, вас здесь сколько! Другим тоже ушник нужен, а ты не выглядишь больным.
В этот момент боль усилилась, и Ярин не успел подумать о том, какого черта дура в регистратуре ставит ему диагноз. Он смог лишь сказать:
– Пожалуйста, мне очень больно, я прошу вас, - боль вновь усилилась, и на глазах показались слезы, - запишите меня к доктору.
– Не знаю, не знаю, что я могу для вас сделать... Ладно, так и быть, держите!
Регистраторша протянула Ярину талон. Разумеется, он у нее был, и даже не был последним. Талонов было в целом достаточно, и они должны были распределяться между пациентами в зависимости от тяжести их состояния и положения в живой очереди. К несчастью, на пути справедливого распределения находилась Велка, которая раздавала их по своему собственному разумению. О, это преображало скучную профессию регистратора! Когда люди действительно больны, они готовы на что угодно, лишь бы выздороветь. Некоторые ее товарки предпочитали конвертировать эту готовность в золотые или
Парень поднялся на второй этаж и снова попал в очередь. Перед нужным ему кабинетом сидело несколько старушенций различных народностей. Одна из них, толстая, как и все тролли, воинственная бабка с раскрашенным лицом и нежно-фиолетовыми волосами, ткнула в Ярина пальцем.
– К ушнику?
– грозно спросила она.
– Да, - командирские интонации в голосе бабки были столь сильны, что не возникло даже и мысли спросить, кто, собственно, она такая.
– Эх, ты!
– презрительно прогремела старуха.
– Такой молодой, а туда же! Вот мы в твое время...
– Понимаете, я вчера слишком много просидел на улице, и вот...
– невесть с чего стал оправдываться Ярин.
– ... в окопах сидели, с врагом воевали, и не хныкали! Не то что нынешнее поколение, тьфу!
– не слушала его бабка, - ну заболело ухо, делов-то! Яйцом погрел, и вперед!
Ярин уже несколько оправился от контузии боевым баском, и в очередной раз поразился, сколько же в здешних больных энергии.
– А кто здесь...
– За ней будешь!
– ткнула пальцем бабища в одну из своих соседок, седоволосую троллиху. Та вскинулась:
– Как это за мной? Вот она же последней пришла!
– Какое за тобой?
– отозвалась сухая, сморщенная гоблинша с недобрыми глазами, сжимая в руках деревянную палку с увесистым набалдашником, - я тут с самого утра сижу, отходила ненадолго, когда ты пришла, было дело, но...
– Ага, щас, куда ты там уходила, не было тебя?
– Я занимала!
– За кем ты занимала?
К дискуссии стали подключаться соседки, каждая из которых свидетельствовала в пользу той или иной стороны. Страсти накалялись:
– Без очереди прет!
– Да я ветеран!
– А я инвалид!
– Мы тут все ветераны! Я на Назимчанском заводе, от зари до зари...
– А я на Староместском фронте!
– Ну-ка живо в очередь, гадина! Ишь, паскуда, пролезть думает!
– Чтоб ты издохла!
– Да ты сама сдохнешь, пойду, за твой упокой помолюсь!
– Ах ты...
Старухи повскакивали с мест, и гоблинша, ветеран Староместского фронта, уже перехватила поудобнее клюку, как вдруг... Зачинщица скандала сползла на пол. Глаза ее закатились, ее тело начала бить мелкая дрожь.
– Ой, бабоньки, что делается... Что ж это с ней... умирает, кажется. Доктора!
– раздавалось с разных сторон. Прибежавший лекарь протолкался через плотное кольцо сочувствующих старухиных задниц, расстегнул пострадавшей воротник, протер лоб, начал измерять пульс... Внезапно больной стало лучше, она открыла глаза, и затуманенным, слабым взором обвела окружающих.
– О-о, что со мной, о-о... я умираю...
– глаза Эрхи внезапно выхватили из толпы обидчицу.
– Это все она!
– возопила троллиха, указывая на обидчицу пальцем, - это она довела меня до такого состояния! Доктор, я вас умоляю - разберитесь с ней, она симулянтка!