В тени над затмением
Шрифт:
— Думаю, Бао собирает что-то для Леклерка. Как всегда, — пожал плечами Тайлер. Он отодвинул от себя еду, с отвращением посмотрев на неё, — Что-то нет аппетита. Уверен, что они пакуют свои вещи.
— А Аманда? — спросил Павил.
— Я пыталась связаться с ней, но она закрылась в своей комнате, — ответила Вайсс.
— Ясно.
— Всё оказалось бессмысленным, — заметил Тайлер. — Это так же выглядело и с Андана?
— Похоже на то, — ответил Павил. — Хотелось бы верить, что нет, и мы многое узнали.
— А на деле?
— Не знаю.
— Эта чёртова штука
— Может этому есть разумное объяснение.
— Какое? Ты ведь был прав, — он указал на Павила пальцем. — Всё это бессмысленно было изначально.
— Веришь или нет, но эта была лишь одна из идей. Не основная, далеко. А она даже не моя. Она принадлежала одному старому писателю, а я лишь использовал её, чтобы составить целый метод. Но даже я не мог подумать, насколько всё будет… — Павил попытался подобрать слова, — …лишено смысла. В нашем понимании.
— Что будет дальше? — тихо спросила Вайсс.
— А сколько часов осталось для прилёта? — Тайлер ударил по девайсу. — У меня очки барахлят.
— Всё барахлит. Но осталось два часа, — ответил Павил. — Я почти уверен, что вашу группу ускоряющихся расформируют, — он повернулся в сторону Вайсс.
— Ничего страшного, — она улыбнулась, махнув рукой. — Я никогда не входила в узкий круг ускоряющихся Леклерка. Всего-лишь медик, следивший за здоровьем. Помогала Бао с терапией. Я то и осталась, потому что мне больше некуда было идти. Гадала, добьётся ли своей цели шеф. В итоге, — она вновь улыбнулась, — добился.
— Куда ты поддашься после того, как нас депортируют? — спросил ей Тайлер.
— Тоже не знаю. Вернусь домой. Навещу сестру. Посещу Нью-Касл. А ты?
— Без понятия. Навещу Венеру, — он перевёл взгляд на Павила. — Ну а ты?
— Без понятия, — повторил тот. — Теперь всё кажется бессмысленным.
— Это точно, приятель, — немного подумав, Тайлер высказал то, что давно крутилось у него на уме. — Как думаешь, какое величайшее изобретение человека?
— Колесо? — неуверенно ответила Вайсс.
— Думаю, что колесо, — ответил Павил.
— Нет. В моём представлении это пружина, — Тайлер вытянул руки перед собой, будто что-то держал в них. — Пружина — величайшая инженерная мысль человека. Она уникальна. Способна менять свои формы, но оставаться такой же.
— Если она меняет формы, то как она остаётся…
— Приятель! — Тайлер недовольный тем, что его перебили, серьёзно посмотрел на Павила. — Пружина. Спираль, спираль, спираль. Это уникальная форма для вселенной. Магнитная индукция, завихрения, соленоид, ДНК — миллиард и одна вещь, в которых ты найдёшь эту форму. Я часами могу смотреть на то, как она растягивается, превращаясь в амортизаторный механизм или удерживающий силу. Как кинетическая энергия наполняет её, равномерно распределяясь по всей конструкции. Но если ты спросишь меня, какое это отношение имеет к объекту, к Андану или любому происходящему, то я точно отвечу тебе — никакого. — Тайлер опустил одну руку, а другую скрутил
Павил улыбнулся.
— И всё же думаю, что стоит навестить Аманду, — сказал он.
— А как же ужин? — заикаясь, проговорила Вайсс.
— Не думаю, что мы всё-таки соберёмся до прибытия инспекции.
— Интересно, а как они пристыкуются, если стыковочный отдел практически потерян? — удивлённо спросил Тайлер. — Эвакуируют через скафандры?
— Скорее всего. Да, кстати, Тайлер, что ты ощущал там? Сидя в Эверике?
— Что я ощущал? Одиночество. Большое бесхозное пространство, пустое, как и вся вселенная. Я так ощущаю себя, когда нечем заняться. Пусто внутри, — он указал пальцем на себя. — Но всё стало ещё более пустым, когда наша миссия закончилась.
— Как думаете, он уцелел? — Вайсс отодвинула поднос с едой.
— Нет, — ответил Павил.
— Никаких шансов, — подтвердил Тайлер. — Даже если он пережил полёт через слой стратосферы, не сгорев, то уже под облаками его должно было уничтожить давлением. А, насколько мы знаем, он, пускай и сделан, возможно, из плотных и крепких материалов, ныне нам не известных, он всё равно из нашей вселенной. Так что, — Тайлер посмотрел на стол перед собой, — это ничего не меняет.
— Аманда не успела взять никакой пробы, а на поверхности её скафандра мы ничего не нашли.
— Ну да, мы многое могли найти, но в итоге ничего не нашли. Ничего и не получили. А насчёт материалов… мне не нужно знать состав, я могу и визуально определить, что объект, Ками, «коробка с крыльями» или как ещё она называется, больше не всплывёт. — Тайлер посмотрел на Павила. — Или думаешь, что это временно?
— Нет, — Павил помотал головой. — Уверен, что всё слишком однозначно. Может, мотивов мы никогда и не узнаем, но ответ контакту был предельно ясен.
— Но почему? — спросила Вайсс.
— Вот именно, почему? — Тайлер закинул руки себе за шею.
Павил хотел сказать, что у него нет ответа, но он промолчал.
Аманда ничего не сказал Павилу, когда он вошёл в обсерваторию. На широкой полоске иллюминатора красовался Сатурн, но что-то важное её сердце исчезло с поверхности этого холста художника. Словно эту вещь, личную и дорогую для неё, украли. Мириться всегда тяжелее всего. Она сидела на металлическом полу, обтянутым резиновым слоем. Слёзы, бесконтрольная сила человеческой души, бежали по её щекам, унося с собой её грусть и печаль.
— Аманда? — Павил осторожно подошёл к ней, встав позади.
Её было трудно говорить. Тяжесть утраты сдавливала ей грудную клетку, мешая нормально говорить. Каждый раз, когда он хотела что-то сказать, входящий в её лёгкие воздух перекрывал всякую возможность.
— Почему он сделал это? — едва сдерживая свои эмоции, Аманда проговорила. Она пыталась дышать ровно, но у неё не получалось.
— Я…
Что он мог ей сказать? Он так часто повторял всем, и себе в частности, злополучное «Я не знаю», что оно стало для него вторым языком.