В тени Нотр-Дама
Шрифт:
Фэсан принес два грязных глиняных бокала со сколотыми краями и не лучше сохранившийся кувшин, который источал резкий кисло-сладкий аромат. Мои предположения, что вино уже не далеко к тому, чтобы превратится в уксус, оказалось верным, когда я осторожно пригубил из липкого бокала.
Снова недоверие закралось в глазах хозяйки. Я слишком мало выпил этого пойла? Она одним глотком наполовину опустошила свой бокал и издала целый ряд зловонных отрыжек.
— Вы уже бывали у меня в гостях, мессир?
— Я впервые переступил порог вашего дома, — ответил
Она подмигнула, задрожала и ее белая борода задрожала:
— О чем вы говорите, мессир?
— О капитане, которого у вас здесь зарезали. Говорят, это произошло в вашей гостиной. Верно?
— Да, это было здесь. Но я не понимаю, что вас в этой истории…
— О, это доставило бы мне особую радость — пойти с моим сокровищем именно в ту самую комнату. Вы понимаете, мадам? Я заплатил бы двойную цену.
— Двойную цену, говорите вы? — она довольно кивнула. Это был тот язык, который она понимала.
— Вы могли бы мне уже сейчас показать комнату? Я наверняка буду возбужден этим зрелищем.
— Комната стоит золотую крону.
Я положил две кроны на стол, и в следующий миг они исчезли в жадных руках Фалурдель.
— Ну, тогда пойдемте, мессир! Я покажу вам чулан, в котором вы можете покормить свою голубку.
Она взяла закоптелую лампу и заковыляла к узкой крутой лестнице, похожей больше на приставную лестницу, нежели обычную лестницу в доме, по которой, несмотря на свой возраст, она забралась с удивительной ловкостью. Я последовал за ней на мрачный верхний этаж, где она уперлась в дверь каморки. В дрожащем свете лампы я узнал место, в котором капитан Феб искал любовных утех, а нашел смерть. Тут стоял сундук, на котором он сидел вместе с Эсмеральдой, кровать, на которой он наслаждался ее теплой, сладкой плотью. Слишком недолго для него… и для цыганки тоже?
При мысли о двух телах на кровати меня охватила ревность. Я повернулся к затянутому паутиной окну, через которое можно было нечетко разобрать темную реку и мост со скудно освещенными рядами домов. Позади них дома, башни и стены расплывались в ночной темноте, в тумане над Сеной, и любая тень оставалась тайной. Днем Париж был лабиринтом, ночью — мистерией.
— Если мессир хочет здесь подождать свое сокровище, то я с удовольствием распоряжусь принести вам вина сюда.
— Велите принести вина и подарите мне еще немного вашего волшебного общества, мадам. Я бы охотно послушал еще о том, что здесь разыгралось, — я попытался скривить довольную, наполненную радостью мину.
Старуха кивнула и поставила лампу на сундук:
— Я принесу вина, мессир.
Вскоре после этого она вернулась обратно с кувшином и бокалами. Вольно или невольно я пил ужасное пойло, которое Фалурдель заливала с жадным удовольствием в свое высохшее, морщинистое горло. Мы сидели на кровати, и я страстно молился, чтобы старой карге не пришла на ум похотливая мысль. Представления об ее нагом, морщинистом теле было
— Значит, здесь старуха смерть нанесла свой удар, — сказал я, чтобы начать разговор.
— Как вы сами видите, мессир.
Фалурдель указала костлявым пальцем на темное, больше чем ладонь пятно на матраце. Липкая масса уже застыла и сопротивлялась всем попыткам уборки, если старуха вообще предпринимала такие попытки. Кровь капитана! Мысль, что за последние недели бесчисленное количество пар ворочалось на испачканном кровью матраце, не облегчала мне необходимость переваривать якобы вино в желудке.
Я сделал глоток и сказал:
— Рана, должно быть, была велика.
— Я не смотрела на мертвого.
— Меня удивляет, что женщина может обладать такой силой.
— Она цыганка, ведьма. С помощью своих колдовских сил Эсмеральда могла бы убить целую роту солдат.
Она действительно верила в это — или же хотела уйти в сторону, что она знала настоящие обстоятельства происшествия? Отец Фролло едва мог пройти незамечено мимо нее. Но я так же сильно старался, я не мог определить выражение ее обезьяньего лица. Среди многочисленных складок, бородавок и волосков любое волнение превращалось в несказанные гримасы. И ее глаза, которые, возможно, и могли мне что-то выдать, были скрыты в тени.
— Откуда вам известно это, мадам?
— Что?
— Что она цыганки и ведьма.
— Вы что, не распознаете цыганку, если ее увидите? Она должна быть ведьмой, иначе она бы не сумела убить такого бравого мужчину, как Феб де Шатопер. Кроме того, всякая цыганская баба — ведьма, не так ли?
Я выдавил из себя улыбку и ответил:
— Я думал, вы знакомы с убийцей ближе.
— Я? — ее голос звучал возмущенно. — Как вы додумались до этого, мессир?
— Вы называете ее по имени, Эсмеральда.
— С той самой ночи убийства воробьи чирикают по всему Парижу это имя над крышами.
— И капитан вам не знаком ближе?
— Да, он часто заходил ко мне пожарить на вертеле цыпленка, — с этими словами она снова захихикала, теперь ее тон стал серьезным, и она немного отодвинулась от меня. — Вы очень любопытны. Почему вы так падки до этой истории?
— Я же сказал вам, что такие описания нравятся мне. Итак, расскажите мне побольше и будьте уверены, что вы не потратите без толку ваше время!
Следующей кроной я купил, как надеялся, ее благожелательность. Постепенно мой кошелек становился легче. Фалурдель спрятала монету где-то в складках одежды и обнажила еще больше свои черноватые десны, которые я принял за улыбку. Она наклонилась над сундуком и наполнила бокал. Поневоле я выпил вместе и так же улыбался, пока она молола мне всякую чепуху о примечательных событиях в жизни «честной хозяйки таверны». Все снова я пытался перевести разговор об убийстве капитана Феба, но это мне не удавалось.