В тени охотника 2. Седьмой Самайн
Шрифт:
Я была как лисица, которая мечется по тропам, не разбирая дороги, а охотничье кольцо вокруг нее неумолимо сжимается с каждой минутой. И нет уже сил, чтобы бороться, нет желания цепляться за эту самую жизнь зубами – а уже слышны приближающийся лай гончих псов и жуткие крики двуногих охотников, для которых травля лишь развлечение. Их ведет не голод, не желание защитить себя, свой дом или семью, а непонятная, непостижимая для лесного зверя прихоть – убийство ради забавы, ради самого убийства, ради трофея…
Я поскользнулась и едва не упала, успев ухватиться
Каменная лестница наверх, покрытая присыпанной колким снегом ледяной корочкой. Я поднималась, держась за стены домов, не задерживаясь, чтобы оглянуться назад – потому что боялась того, что могла там увидеть.
Улица-лестница кончилась тогда, когда я готова была упасть на колени и взбираться ползком. Я почти не чувствовала пальцев на руках, ресницы слиплись от слез, поэтому я с трудом видела путь в сгущающихся сумерках.
Наконец – вершина, крохотный скверик, разбитый на скалистой площадке склона. Я выпрямилась, наконец-то ощутив, как горит от боли перетружденное, только-только зажившее колено. Как онемело от холода открытое лицо и кончики ушей, а растрепанные волосы чуть-чуть царапают щеки.
Та самая площадка, на которую меня приводил Гейл…
Я пошла вперед, к самому краю. Такое… смешное ограждение, обычная несильно натянутая веревка, протянутая от одного столбика к другому, она даже до пояса мне не доходит…
На запястье ощущается вспышка тепла, высвобождая небольшой заряд магии из костяной бусины-амулета – и веревка в одном месте лопается, размочаленные концы тяжело падают в снег.
Путь свободен!
И внутри меня в неожиданном замешательстве отодвигаются призрачные зеленые глаза, отступает удушающая горечь и страх. Потому что всего несколько шагов – и того жуткого будущего, которое мне предрекает третья охота, его просто не будет. Для меня – не будет.
Почему-то от этой мысли, которая должна была меня испугать еще больше, становится только спокойнее.
Валь отучил меня бояться смерти, ночь за ночью, рывок за рывком вынуждая смириться с тем, что смерть для меня – вещь не просто неизбежная, а скорая и неотвратимая. Каждый день – это борьба за лишние версты. Наступление вечера – битва за минуты жизни. Ночь, проведенная за низкой кладбищенской оградой староверовых погостов, отделяющей меня от охотника с разноцветными глазами – всего лишь передышка, вырванные у смерти часы жизни…
И вот сейчас, благодаря этому всему – я не боялась того, что ждет меня за шагом с обрыва. Я неистово боялась того, что меня ожидает, если я этого шага не сделаю.
Поэтому…
Снег еле слышно поскрипывал
Это – тоже мой выбор.
Проходя мимо, я коснулась одного из столбиков ладонью, как бы на прощание. Дерево было гладким, невыносимо холодным и давным-давно мертвым. Внизу лежал Эйр. Распахнутая шкатулка, наполненная золотистыми и янтарными огоньками далеких окон. И до этой шкатулки оставался всего один шаг…
Что-то с силой ударило меня в бок, перехватило за пояс – и одним рывком отдернуло, отбросило прочь от манящих золотистых огней Эйра в чаше крохотной долины у подножия холма. Я перекатилась по снегу, но не успела подняться, как на меня налетело что-то сильное, темное, кипящее от ярости, уронило на спину и безжалостно навалилось сверху, вминая в пушистый снег. Щеку обожгла одна пощечина, потом другая, и лишь тогда я услышала голос, искаженный криком, болезненно ввинчивающийся в уши.
– Женщина!!!
Меня приподняли за грудки, сильно встряхнули, да так, что зубы клацнули, едва не прикусив кончик языка – и снова уронили обратно в снег.
– Рехнулась?!
Еще один рывок, холодное лезвие на мгновение пощекотало шею, что-то подцепило самым кончиком – и спустя мгновение я ощутила, как кожу обжигает с силой вытянутый из-за пазухи шнурок. Я только и успела, что проследить взглядом за тем, как в сторону летит железный кулон в форме длинной витой раковины с острым кончиком и пропадает где-то в снегу…
Гейл навис надо мной, перехватив мои руки за запястья и удерживая их у меня над головой, полностью утопив в снегу. Крепко держал – не вырваться.
Не освободиться.
– Отпусти меня! – Я сама не узнала свой голос – тонкий, почти детский, сиплый какой-то, плохо слышимой даже мне самой.
– Зачем?! – прорычал он, с трудом перекрикивая поднявшийся ветер. – Чтобы ты сделала еще какую-нибудь глупость?
– А тебе какое дело?! – Я рванулась, пытаясь выбраться из этих тисков, но Гейл только сильнее надавил сверху, для верности еще и покрепче сжав коленями мои бедра, лишив меня возможности брыкаться. – Это моя жизнь! И мое право, как ей распорядиться! Ты не можешь мне мешать!
У меня было чувство, будто бы я падаю в бесконечную яму, из которой уже не выбраться, в глубокий омут, заполненный черной, мутной, затхлой водой, и нет дна у этого омута, у этого нежелания жить. Если не сейчас… то как потом, когда угаснет решимость и простая человеческая трусость не даст мне переступить эту черту, из-за которой уже не возвращаются? Где потом найти силы, чтобы завершить все это, раз уж не осталось сил, чтобы бороться до последнего?!
– Я не хочу заканчивать свою балладу так. Волшебница, бросившая вызов Дикой Охоте… – он перехватил мои руки поудобнее, наклонился так, что растрепанные, выбившиеся из хвоста волосы защекотали мое онемевшее от холода лицо. – И несколько лет бегавшая от своего охотника, победительница фэйри всех видов шагнула с горы из-за страха перед человеческими волшебниками?!