В тени прохладных тисов

Брехова Татьяна

– Я? Да я все умею. – Тихо сказал он. – На! – В его крупной ладони пельмень казался крохотным и тоже красивым, если бы не «шляпное поле». Он

всегда лепил не аккуратные мужские «котелки», как мама, а гангстерские шляпы. Я посмеивалась.

– Что «на»? Это что? – Мама осторожно взяла у него пельмень. – Сергей, ты где такие видел? Ты зачем их переворачиваешь, когда залепляешь края?

– Нормальный пель-мень!

Мама пожила его на доску рядом с другими, ею изготовленными «котелками». Там пельмени преображались: выстроенные в точные ряды, они теперь похожи на солдат и офицеров в белых парадных мундирах. Если пельмень оказывался каким-то иным, пусть даже симпатичным уродцем, он сильно выбивался из общего ряда, словно новобранец, уставший от строевой муштры.

₅

Я

продолжала катать, ритмичным жестом закидывая стол теперь уже круглыми сочнями. Вылепить бы пару пельмешек, пока папа не примется за очередную «змею».

– Таня, рот прикрой.

– А?

– «А»? – Передразнила мама. – Я говорю, когда что-то делаешь, рот закрывать надо. …Когда мы с сестрой Ленкой были маленькие, бабушка – моя бабушка Шура – тоже лепила пельмени с дедом. Ча-асто лепили! И всегда крохотные, ро-овненькие. Настоящие уральские пельмени. И откуда у них, стариков, терпения хватало, не знаю. На-ле-пят бы-ва-ло! Нас позовут… Придешь к ним… Сядем. За столом шумно, весело. Скажешь, баб Шур…

– Я сейчас тоже слеплю.

– Ну лепи. Только не пукни от старания. И рот прикрой.

Конец ознакомительного фрагмента.