В тени Рюджина
Шрифт:
— Не знаю, хорошо это или плохо, но ты второй биджу, с которым я встретился, и ты лишь первый, с которым я разговариваю, — признался я. — Да ты сам можешь прекрасно это узнать. Вы же, биджу, кажется, способны всегда собраться в своем мире, в глубинах души, раз уж изначально были одним целым. Или ты, Курама, так всех достал заносчивым хвостомерством, что уже никто с тобой не разговаривает?
Мои слова Кьюби никак не прокомментировал, молча и подозрительно рассматривая меня. Да и я не стал отвлекаться на посторонние темы. Мы с Курамой не друзья-товарищи, и у него наверняка имеются вполне понятные проблемы с социализацией ввиду крайне узкого круга общения. Короче, раз уж хоть какой-то контакт налажен, то можно переходить к делу.
— Садись,
Кьюби последовал моему совету и все же сел, хотя для этого ему пришлось повозиться с непривычной одеждой. Впрочем, как повозиться? Не долго думая, он просто порвал ткань, чтобы та не сковывала движений.
— И все же, как ты смотришь на то, чтобы стать псевдо-джинчурики самого себя? — поинтересовался я у Курамы. — У меня есть идеи, как создать подходящее тело и передать его в твое пользование. Конечно, придется модифицировать стандартные печати, но это не сложная задача.
— Ты сказал, что нуждаешься в моей силе, — не сводя с меня взора немигающих глаз с алой радужкой и вертикальным зрачком, произнес биджу, — значит, ты не предлагаешь мне свободу. Ты предлагаешь мне сменить клетку на поводок.
— Никто не свободен под солнцем, — справедливо заметил я. — Да, свобода воли — это единственное, что у всякого разумного существа на самом деле имеется. Разные техники или технологии дают иллюзию, что можно повелевать силами природы. Но это обман. Даже собственное тело существует по своим правилам. Люди не выбирают, кого любить, кого встретить на своем пути, чего ждать завтра. В конце концов, никто не определяет, сколько ему жить, но каждый волен выбирать, как свою жизнь прожить. Единственное, что всякому разумному подвластно — это его свобода. И это самое большее, чем по-настоящему можно поступиться ради своих целей. Это единственное, что можно принести в жертву для достижения своих желаний. Поэтому кого ни возьми — каждый от кого-то или чего-то зависит. И это нормально. Посмотри на меня.
Для наглядности я раскинул руки в стороны, демонстрируя себя.
— Я создал свою страну, меня почитают в ней как бога, мне подчиняются и знать, и шиноби. Я силен достаточно, чтобы захватить тебя. Но я не свободен. Я связан обязанностями перед людьми, которыми управляю. Ожиданиями людей, которые верят в меня. Долгом, который пришел ко мне вместе с властью и силой. Скажу честно, я до последнего старался избежать такой ситуации. Остаться в Конохе никому не известным главой Корня было бы гораздо предпочтительнее. Однако в этой жизни у меня есть цели, и ради их достижения мне нужна сила подчиненных мне сейчас людей. А им нужна моя сила. Поэтому я стал тем, кто я есть. Поводок, о котором ты говоришь, имеет два конца: все мы связаны и зависим друг от друга.
— Ты можешь говорить, что угодно, но всегда есть тот, у кого поводок в руках, и есть тот, у кого он на шее, — уверенно заявил Курама в ответ, скорчив пренебрежительную гримасу.
Я неодобрительно посмотрел на, похоже, начавшего адаптироваться к непривычному облику Кьюби. Этот тип ожидаемо упрям и, судя по его поведению, имеет серьезные опасения к людям. Заключение сказалось на нем не лучшим образом, и вряд ли он легко пойдет хоть на какие-то попытки ущемления своей свободы.
— Метафора с поводком не слишком удачная, — поспешил я отойти от нежелательной темы. — Человеческие взаимоотношения в обществе слишком сложны, чтоб их описать парой слов. А я предлагаю тебе стать частью общества, но оно всегда ограничивает свободу. Вспомни Коноху хотя бы. Каге имеет в своем распоряжении всю военную мощь Страны Огня и может легко смести дайме и его двор. Но дайме управляет экономикой, а деньги имеют большую власть над шиноби. Если кто-то один переступит рамки дозволенного, то для него это может обернуться большими проблемами. Наиболее
Кьюби пока молчал. Не знаю, насколько он усваивал мои слова, но по крайней мере взгляда не сводил. Может, поймет.
— Ты, Курама, волен сам выбирать, как поступить. Но в современном мире выбор у тебя не велик. Для биджу, какими они были ранее, в эпоху Какурезато места больше нет. Шиноби сплотились в достаточно могущественные группировки, чтобы Хвостатые уже не были неодолимой силой. Вам нужно вписываться в новый мир. Помнится, когда Хагоромо расселил вас по храмам, ты оказался в Стране Огня и решил искоренять зло силой. Чувствуя, где концентрируется людская ненависть, ты приходил и уничтожал очаг. Радикальное решение, но не очень разумное. Похоже, у тебя только тело и выросло, а разум где-то на уровне подростка остался. И не кривись! Сам видишь, к чему все твои действия привели.
Поддержание гендзюцу уже начало немного утомлять, что не добавило мне хорошего настроения. Хотелось поскорее его развеять, но с Курамой все же лучше сначала договорить.
— В общем, если хочешь что-то изменить в людях, то совсем не обязательно их при этом убивать. Научись их понимать. А для этого неплохо было бы самому стать человеком. Поэтому мое предложение выгодно для тебя не в меньшей степени, чем для меня. Я предлагаю тебе стать человеком. Жителем моей Отогакуре. На равных условиях с остальными шиноби. Мы заключим такой же договор, как я заключал с остальными кланами Ото. У нас будут взаимные обязанности. Если простыми словами, то ты служишь мне, а я предоставляю тебе все условия для жизни, ты защищаешь Ото — Ото защищает тебя. Сам понимаешь, что с силой биджу твое мнение всегда будет учитываться, если тебе, например, не понравится какое-то задание. Однако при нарушении договора ты так же, как и другие шиноби, станешь нукенином. И тогда я лично найду тебя и скормлю Шинигами обе твои половины.
— А если его нарушишь ты? — вмешался в мой монолог Курама.
— Можешь действовать на свое усмотрение, — с усмешкой ответил я. — Мне, например, в подобной ситуации, когда руководство Конохи нарушило наши договоренности, пришлось бежать из деревни в Ото.
С этими словами я, наконец, развеял гендзюцу. Взметнувшийся вверх от глянцевой глади бескрайнего кровавого океана алый туман на мгновение заволок взгляд, чтобы открыть уже реальный мир. В котором ничего особо и не изменилось. Все тот же полигон, огромный биджу в плену печатей и древесных техник, Узумаки вокруг и Отохиме неподалеку.
— Я не прошу ответа у тебя прямо сейчас, — сказал я, отступив от лежащей передо мной головы Кьюби. — Если откажешься, то я придумаю, как отпустить тебя на все четыре стороны с максимальной выгодой для себя. А пока советую тебе не выходить из барьера. Если соседние страны узнают, что в Кушине осталась только половина Девятихвостого, то у многих появится желание заполучить десятого джинчурики. Страна Молний всегда не прочь нарастить свой военный потенциал, а Райкаге монстр не хуже меня: Восьмихвостого он запечатывал в одиночку.
После этих слов я секунду ждал ответа от Курамы, но тот решил промолчать. Поэтому пожав плечами, я на всякий случай мобилизовал чакру и приказал Узумаки:
— Отпустите Кьюби. Нам же нужно начинать доверять друг другу.
Запечатывающий отряд повиновался не сразу. Правда, они только и успели недоуменно переглянуться, как Отохиме уже отменила технику Мокутона. Древесные путы быстро скрылись под землей, отпуская зверя. Так что Инаге и его подчиненным не оставалось ничего иного, как последовать примеру. С глухим звоном Цепи Чакры так же начали постепенно отступать от Кьюби, втягиваясь в тела шиноби.