В тиши полночной иволга запоет
Шрифт:
– Держите-держите, - незнакомый женский голос мелькает на горизонте, - ещё секундочку. Вот так.
Нечто острое и холодное вонзается в кожу. Как раз в районе запястья.
– Н… н… - тихонько всхлипнув, шепчет мисс Свон. Мольбы помогали несколько раз. Быть может, и сейчас незамеченными не останутся.
– Не бойся, - мучитель слегка ослабляет хватку, вглядываясь в её лицо. Пытается поймать взгляд, который постоянно от него ускользает. На очередной попытке получается. Белла поворачивает голову, судорожно вздохнув, и встречается с бирюзовыми глазами. Внимательными и
Не может быть. Невозможно.
– Эд… - её дыхание перехватывает. Кислород испаряется из легких, грозясь более туда не вернуться. Последние скудные его запасы тратятся на две буквы, зовущие мужчину. Если это он, ответит. Если он, докажет.
– Эдвард. Эдвард, Белла, - бархатный баритон, шепчущий её имя, преображается. Тревога в нем нарастает, а удивление окончательно куда-то пропадает.
– Эдв… Эд… - девушка всхлипывает, когда огненный шар снова оказывается на груди. Прожигает кожу насквозь.
– Боль.. боль…
– Надо немного потерпеть, мисс. Совсем немного, - голос женщины откуда-то справа мало успокаивает, хотя и наполнен искренним участием. Белле становится лишь хуже от него.
– Не… не мо… - Девушка тщетно пытается произнести полностью хоть одно слово. Не удаётся.
– Всё в порядке. Сейчас пройдет, обещаю, - пальцы Каллена теперь уже не сжимают, а гладят её плечи. Ласково проводят по ним, стремясь добиться расслабления. Он делает это с такой легкостью, с такой заботой, что очередное яркое сновидение становится самым удовлетворительным объяснением происходящему. Только вот боль уж слишком реальная. Проходит насквозь.
– Очень хорошо, - замечая её неподвижность, шепчет мужчина, придвигаясь чуть ближе, - осталось недолго.
Он продолжает что-то говорить, осторожно прикасаясь к ней и не отрывая глаз ни на секунду. Постепенно краски бирюзы затухают, а чернота становится более осязаемой. Возвращаясь обратно в сновидения, погружаясь в них, словно в густой сахарный сироп, Белла с непередаваемым удовольствием замечает пропажу огненного шара. Ожог, оставшийся после него, тоже постепенно перестаёт причинять боль. Исцеляется.
Голос рядом пропадает последним. Стихает до максимальной отметки, оставив напоследок одно слово, произнесенное с непередаваемой нежностью, на какую только может быть способен человек. Имя. Её.
*
Пятое декабря. До Рождества - три недели. Ровно столько же прошло с тех пор, как девушка, которую Эдвард едва не сбил на пустынной трассе, оказалась в больнице.
Первое время мистер Каллен никак не мог поверить, что перед ним - его Белла. Та самая, миниатюрная, нежная красавица, с шелковыми локонами и мягкой кожей.
Все эти дни в больнице, в чёртовой синей больничной накидке, она выглядела совершенно по-другому. Невозможно хрупкая и маленькая, что только подчеркивали бесчисленные трубки, которыми опутали её тело приборы, мелькающие самыми разными огнями. Их многочисленность затеняла Беллу. Делала её незаметной на узкой металлической кровати, под белым покрывалом. Лицо мисс Свон почти сливалось
Наблюдаемое сводило Эдварда с ума. Видения о жизни Беллы после развода были у него самые разные, вплоть до нереально-фантастических, но такого он не мог даже представить. Застать женщину, которую обещал перед Богом хранить и беречь, в подобном состоянии было выше всяких сил.
Никакое, даже самое неординарное, самое пессимистичное воображение не давало таких результатов. Описать превращение Изабеллы Каллен в ту Беллу, которую можно видеть сейчас, не под силу даже самому талантливому писателю. Контраст, различия - непередаваемы.
Каждый раз покидая палату девушки, Эдварду казалось, что больше он сюда не вернётся. Что время его отсутствия она просто не переживёт.
Именно по этой причине рабочий график мужчины был максимально сокращен. Отныне ему приходилось отрываться от Беллы с десяти до четырех, и только. Никаких собеседований, совещаний, конференций и обсуждений вне рабочего времени. Он будто бы снова вернулся в их медовый месяц, когда работа отошла на самый задний план.
Эдвард спешил в больницу так же, как когда-то домой. Вся разница заключалась лишь в том, что теперь Белла не встречала его со сковородкой шоколадных блинчиков, широко, с любовью улыбаясь. И не говорила “Добро пожаловать”, едва он закрывал за собой дверь.
Прохаживаясь по грани бреда и сна, она бесконечное множество раз бормотала его имя, свое собственное, имя матери. Рассказывала о снеге и холоде, о каких-то кошмарных вещах, связанных с Джаспером и ночных ужасах… Иногда начинала плакать, жалобно взывая к кому-то невидимому. Протягивала вверх руки с лиловыми синяками. Зрелище настолько душераздирающее, что Каллен не мог придерживаться позиции простого наблюдающего. Присаживаясь на узкую кровать, перебарывая в себе здравые мысли, он нагибался, обнимал её. Притрагивался к волосам, гладил скулы, шептал бесчисленные “всё в порядке” и надеялся, что сможет помочь.
И помочь правда получалось. Девушка постепенно успокаивалась, затихала. Руки безвольно опускались обратно на покрывало, слёзы высыхали. Она засыпала не больше, чем через пять минут после окончания истерики. Довольно крепко.
Мистер Роджерс, занимающийся лечением новой пациентки, каждый день сообщал Эдварду новости о протекании болезни. Он говорил о пневмонии, сильном переохлаждении и долговременном недомогании, попутно объясняя выбранный курс лечения. Согласно его плану, улучшения должны были наступить не позже двадцатого числа.
Но наступили они гораздо раньше.
Утро солнечного, несмотря на серую зиму, воскресенья началось с тихого вопроса, заданного женским голосом. В пустой палате, где кроме него и Беллы никого не было и быть не могло. Для Эдварда он прозвучал словно фанфары и вынудил проснуться.
Жмурясь от солнца, льющегося через одинокое окно в стене напротив, он открыл глаза, машинально находя ими Беллу. Каково же было удивление мужчины, когда взгляд шоколадных глаз девушки встретился с его. Вполне сознательных, без пелены и мутности. Усталых, напряжённых, недоумённых, но живых. Очень похожих на прежние.