В третью стражу. Трилогия
Шрифт:
"Тьфу ты!"
– Нет, - покачал головой Олег.
– Ее зовут Жаннет. А "Э"... Что значит это твое "Э"?
– Мы познакомились в Париже.
– Великолепно!
– кивнул Олег.
– В Париже, в танцевальном клубе.
– Нет.
"Так что же ты скрываешь?"
По правде, Ицковичу начинали надоедать все эти тайны мадридского двора. Таня темнит, эта тоже темнит...
"Эта темнит, та темнит... Та и эта..."
И тут Олега "шарахнуло" нечто похожее на озарение, но, с другой стороны, за последние две недели Ицкович стал свидетелем
...За неделю до нового года неожиданно позвонила Таня. Голос был веселый, настроение, судя по всему, более чем приподнятое и, скорее всего, несколько разогретое алкоголем. "Вы что в Москве уже гуляете?" - поинтересовался Ицкович.
– "А я не в Москве уже".
– "А где?" - опешил он, пытаясь понять, что там - где-то там - происходит.
– "Я в поезде", - рассмеялась Таня.
– "Так ты, что по трубке говоришь?
– Олег был весь в мыле, Грейси сунула трубку чуть не в воду и на номер абонента на дисплее мобильника он не посмотрел.
– Разбогатела разом?" - "Никак нет! Я на минутку. Я в Прагу еду. С Ольгой договорились встретить в Праге католическое рождество".
– "С какой Ольгой?" - Не сразу врубился Олег.
– "С Ремизовой! Ну, помнишь, я тебе рассказывала?..."
И точно рассказывала.
"Ольга..." - впрочем, сейчас Олег помнил только то, что Таня и Ольга жили в одной комнате в общежитии, когда учились в университете. Только Ольга, похоже, была историком... И... Да! У нее же сестра замужем в Австрии. Могла поехать к сестре и договориться с Таней, встретиться на нейтральной территории. А Прага как раз...
"И выходит..."
Выходило странно и даже вычурно. Он договорился с Витькой и Степой встретить Новый Год в Амстердаме, и вот они здесь. Все трое. А Таня договорилась с Ольгой, и... Почему бы и нет? И "родственница" что-то не то про Эдуарда ляпнула: "
Не быть ему королем
"?!
– "Ты-то, мать твою, откуда это знать можешь при живом еще Георге?"
Но, с другой стороны, девицы-то вроде бы договаривались не на Новый год, а на Рождество. Неувязочка получается. Таня однозначно перешла в ночь с двадцать четвёртого на двадцать пятое, то есть, как раз в католическое Рождество, когда, если верить истории про Скруджа происходят очень разные чудеса.
"А не едет ли у вас, дорогой товарищ, ваша фашистская крыша? Или теперь вместо мальчиков вас на девочек потянуло, причем сразу на всех?"
– А хочешь, Кисси, я тебе анекдот расскажу?
– Олег вдруг обнаружил, что уже минут десять крутит в пальцах незажженную сигаретку, отчего та совсем уже потеряла товарный вид.
– Какой анекдот?
– подняла бровь, удивленная резкой сменой темы разговора Кайзерина.
– И не называй меня, пожалуйста, Кисси. Зови меня Кейт, если тебе не сложно.
– Сложно, - "широко" улыбнулся Ицкович.
– А анекдот хороший.
Как назло, в голову лезли какие-то убогие шутки, которые вполне могли оказаться на
– Ну, рассказывай, коль приспичило, - пожала плечами Кайзерина. Очевидно, анекдот - последнее, в чем она сейчас нуждалась.
– Да, так вот, - Олег бросил в пепельницу измятые останки так и не зажженной сигареты, и, достав из пачки другую, неторопливо закурил.
– Сидит в Москве народный комиссар...
– Кто?
– удивленно подняла бровь Кайзерина.
– Народный комиссар, - повторил Олег.
– Министр...
– А!
– Я могу продолжать?
– Да.
– Сидит, значит, в своем кабинете министр, то есть, народный комиссар Путин...
– Кто?
– поперхнулась сигаретным дымом Кайзерина.
– Народный комиссар Путин, - объяснил Олег, внимательно следивший за реакциями своей дальней родственницы.
– Фамилию я, разумеется, придумал. Я не помню, как там его звали на самом деле. Какая-то еврейская фамилия. Ведь ты же знаешь, Кисси, все комиссары евреи.
– А Путин это еврейская фамилия?
– Не знаю, - пожал плечами Олег, изображая полного дебила, но не просто дебила, а качественного, то есть, национал-социалистического.
– А!
– кивнула уже порядком дезориентированная Кайзерина.
– Да. Я поняла.
– Хорошо!
– улыбнулся Олег.
– И вот сидит этот Путин в своем кабинете, а к нему другой комиссар приходит. Мн... Как бы его назвать? Ну, пусть будет, Березовский.
– Как ты сказал?
– она побледнела. Нет, это слабо сказано. У нее кровь от лица отлила. Или как говорят? Ни кровинки в лице?
– Ну, не знаю, я их еврейских фамилий!
– взмолился Баст.
– Гусинский, Абрамович, Березовский, Черномырдин, Ходорковский...
Олег перечислял все фамилии, которые знал, из тех, что на слуху, и которые что-то могли сказать тому, кто знает, о чем, собственно, речь.
– Ты...
– Кайзерина внезапно охрипла, а в зеленых - все-таки они были зелеными - глазах... Ну, пожалуй, Олег мог бы описать это выражение одним словом - безумие.
– Я...
– кивнул он.
– А ты... Ольга? Только без истерики!
Черт! Кто же знал, что ее так проберет, но, слава богу, оклемалась она довольно быстро, и Ицкович - от греха подальше - увел ее из кондитерской на воздух.
***
"Любопытная ситуация..."
Любопытная? Ну, вы и скажете, сударь! Ведь это, положа руку на сердце, никакая и не ситуация вовсе, а сплошное безобразие. Фантасмагория и сон разума, вот что это такое! Однако же факт: как минимум дважды на протяжении очень короткого времени: в католическое Рождество и в Новогоднюю ночь в Европе случилось что-то такое, что, как говаривали русские народные сказочники, ни в сказке рассказать, ни пером описать! Или, может быть, случилось это не там и тогда, а здесь и сейчас: в смысле, при переходе 1935 в 1936?