В третью стражу
Шрифт:
«Был». — Твердо решил он, но взгляд красавицы уже изменился, и следующей «жертвой» процесса стала шелковая сорочка.
— Потрешь мне спинку?
— Не стоит. — Покачал головой Баст. — Это же сельская гостиница, Кисси. Ты видела, какого размера здесь ванные комнаты?
— Да? — С сомнением в голосе произнесла Кайзерина и «в задумчивости» расстегнула бюстгальтер. — Тогда, наверное, не надо…
Зато у Фогельвейзенов — в их «новом доме», поставленном в середине девятнадцатого века близ живописных «руин» принадлежавшего их предкам «разбойничьего логова» — была устроена настоящая «русская баня». Покойный
А после бани, пили с хозяевами кофе с ликерами, и разговор — Баст его не инициировал, но был таким поворотом беседы вполне доволен — зашел о последних событиях в Чехословацкой республике.
— Если бы вы видели то, что видел я, — Вольфганг Шенк, зять хозяина дома, оказался весьма эмоциональным и легко возбудимым субъектом, но он знал, о чем говорит, и за это ему многое можно было простить. — Если бы вы только видели, Себастиан! В Кульмбахе и окрестностях мы развернули пять временных лагерей для беженцев. Люди уходят из долины Егера в чем были, без денег и вещей…
— Это их выбор, Вольфганг. — А вот Матиас, шурин герра Шенка, был более сдержан. — Их никто не заставлял бежать с родины. Они ведь там всегда жили…
— Но не всегда были меньшинством. — Возразила Кайзерина, с благодарной улыбкой принимая поднесенный Бастом огонь. — Как подданные австрийской империи они принадлежали к правящей нации. Но в восемнадцатом году…
— О, да! Восемнадцатый год. — Клаудиа фон Фогельвейзен перевела взгляд на окно гостиной, словно ожидала увидеть там трагические картины прошлого. — Вы, молодежь, даже представить себе не можете, что мы пережили, когда рухнули устои, и под руинами двух империй исчезла наша прошлая жизнь.
«Н-да, вишневый сад…»
— А с той стороны что-то есть? — Спросил Баст вслух и пыхнул сигарой.
— Рейхенберг еще держится. — Ответил Вольфганг. — А из Егера и соседних городков отряды фрайкора ушли в горы, но если чехи не прекратят творить насилия, наверняка последует новый взрыв.
— Не думаю. — Покачал головой Матиас. — Люди напуганы… Если они уходят в Германию, значит не верят, что что-то еще можно сделать.
— Почему же мы не вмешиваемся? — Спросила Петра — жена Матиаса.
— Потому что чехи сильнее. — Пожал плечами Баст. — Сейчас они сильнее, — объяснил он удивленной его словами Вильде. — У них не было ограничений…
— Вчера в Рейхстаге выступал рейхсканцлер… — Баст сразу же обратил внимание, что Матиас не называет Гитлера по имени, и фюрером не называет тоже. — И хотя он был весьма красноречив, по сути, его выступление сводилось к констатации простого факта: мы ничего не можем, а другие — прежде всего англичане — ничего для нас, немцев, делать не хотят. Не говоря уже о французах.
— Да уж, Матиас, лягушатники
— Возможно,… но согласитесь, Себастиан, как все это не вовремя.
— Да, — кивнула Кайзерина, только что пригубившая ликер, налитый в хрустальную рюмку. — Им бы стоило подождать пару лет, и все могло бы случиться по другому.
— Но история не знает сослагательного наклонения, — улыбнулась Кайзерине Вильда. — Ведь так?
— Как знать, — загадочно улыбнулась в ответ Кейт. — Как знать… Но вот мне по-настоящему любопытно: что такое вдруг случилось, что наши братья в Судетах так воспламенились?!
— Как, Кайзерина! — Баст даже головой покачал от удивления. — Разве ты не знаешь? Все это из-за покойного Генлейна.
— Но чехи утверждают, что его убили вы, немцы. — Надменно подняла бровь Кейт.
— И кто же им поверит, кроме вас… болгар? — Откровенно усмехнулся Баст, а Вильда совершенно неожиданно для остальных присутствующих прыснула в ладошку. Она знала несколько больше остальных об отношениях, связывающих ее мужа с Кайзериной Кински. Однако даже она не знала правды. Всей правды.
Интермеццо-2
Музыка понравилась всем. Это было видно по лицам людей, сидевших в кремлёвском кинозале, и внимательно следивших за экранным действом. В какой-то момент показалось даже, что люди эти просто наслаждаются хорошей музыкой, не особо следя за сюжетом и уж совсем не обращая внимание на титры сделанного на скорую руку перевода…
Впрочем, «зрители» по долгу службы видели этот фильм не в первый раз, и больше смотрели не на экран, а искоса следили за реакциями сидевшего в центре Сталина.
Многое бы они отдали, чтоб узнать, что на самом деле твориться в голове человека, взявшего на себя ответственность за одну шестую часть суши.
А в янтарных глазах вождя — кружится планета. Летит сквозь пустоту космоса то ли под песенку Максима — Крутится, вертится шар голубой [293] … — то ли под «Парижское танго»: Танго, в Париже танго… Или все иначе — вращают ее марширующие батальоны солдат грядущей войны? Он не знает ответа, и дорого бы заплатил за правильные вопросы. Впрочем, кому их задавать? Богу? Или, быть может, призраку коммунизма? Но кружится планета, летит из прошлого в будущее и пока еще не горит….
293
Герой средневековой сатирической эпопеи и одноименной поэмы И.В. Гёте.
«Танго, в Париже танго… Шэни дэда!»
Вслух прозвучало лишь негромкое:
— Это… она?
Ответ очевиден — именно поэтому и смотрит товарищ Сталин этот фильм сейчас. Тогда, зачем спросил?
Но Штейнбрюк не удивился обращённому именно к нему вопросу. Он его ждал.
— Так точно, товарищ Сталин.
— Виктория… Интересно, чья это виктория?
Кроме Сталина и Штейнбрюка, в зале ещё двое: Урицкий и Берзин. На шутку никто не улыбнулся. Но вождя не интересует чувство юмора военных разведчиков. У них другие достоинства, если, конечно, они у военных есть…