В третью стражу
Шрифт:
— Говорите, Себастиан, — чуть улыбнулся Шелленберг. — Я… я умираю от нетерпения. Верите?
— Верю. Задание… — Баст взял Шелленберга под локоть и увлек на балкон. Здесь было холодно и сыро, но не было лишних ушей. — Подробности завтра, в секретариате. Но главное — сегодня, и не спрашивайте меня, ради бога, почему группенфюрер передает этот приказ через меня. Будет желание, спросите. Не будет — оставим как есть.
— Договорились.
— Ну вот и славно. — Баст затянулся и выбросил окурок в пепельницу, установленную, словно это и не пепельница вовсе, а храмовый светильник, на высокой бронзовой треноге. — Вы едите в Рим,
— Пока нравится. — С улыбкой, за которой пряталось нетерпение, ответил Шелленберг.
— Там встретитесь с главой Службы Военной Информации генералом Роатта.
— Марио Роатта? — Переспросил Шелленберг.
— Не знаю. — Пожал плечами Шаунбург. — Но первый разговор у вас состоится с ним, а затем вы будете иметь дело с теми офицерами его штаба, кого он вам укажет. Кроме того, вам придется работать и с людьми из «Отдела Е» службы специальной информации морского флота.
— Цель? — Шелленберг тоже выбросил окурок.
— Не стойте ко мне слишком близко, — усмехнулся вдруг Баст. — У меня плохая репутация, могут, бог весть, что подумать.
— Я занимался вашей репутацией. — Без тени улыбки ответил Шелленберг. — Искренне рад сообщить вам, что ничего, кроме глупостей, в вашем прошлом не обнаружено.
— Спасибо, Вальтер.
«Так вот откуда ветер дует. А я-то гадал, почему я?»
— Итак?
— Ваша цель сионисты.
— Кто? — Явно опешил Шелленберг.
— Вы что не знаете, кто такие сионисты? — Удивился Шаунбург. — Это…
— Да, знаю я, кто это. — Отмахнулся Шелленберг. — Я только… Впрочем, шефу виднее. Что я должен с ними сделать?
— Помочь правым сионистам в Палестине. Но, разумеется, руками итальянцев. Нам — по многим причинам — впрямую светиться там не следует. Мы работаем с арабами, а с евреями пусть работают итальянцы. Тем более, там рядом… Через море рукой подать.
— Но в Палестине англичане. — Возразил Шелленберг.
— А в Ливии итальянцы. И наш интерес всунуть в эту дверь ногу раньше, чем она захлопнется и так глубоко, как получится.
— Понимаю. — Кивнул Шелленберг. — Понадобятся деньги…
— Подробности вы узнаете завтра. — На этот раз сигареты достал Шаунбург. Ему было очень непросто вести этот разговор, ведь идею начать разыгрывать еврейскую карту подбросил Гейдриху он сам, имея в виду темные слухи о имевших уже место попытках установить контакты с сионистами в 1933 или 1934 году. Но тогда ничего из этого не вышло, и не случайно. Ну о чем, кроме всякой ерунды, могут говорить официальный расист и левый социал-демократ еврей?! Сейчас же Баст начинал крайне рискованную игру на тактических интересах сторон, не зная, разумеется — «И кто, скажите на милость, может такое знать?» — к чему приведет этот его во всех отношениях безумный план.
— Подробности вы узнаете завтра. — Сказал Баст, протягивая Шелленбергу портсигар. — Но, разумеется, нашим контрагентам по ту сторону моря нужны будут деньги и оружие.
— Деньги и оружие. — Кивнул Шелленберг, беря сигарету. Судя по всему, он уже обдумывал детали будущей операции, которая, учитывая характер самого Шелленберга, могла привести к весьма нетривиальным результатам.
— И еще кое-что… — Баст тоже взял сигарету, прикурил от предложенной Шелленбергом зажигалки и продолжил: Во Флоренции учится сейчас некто Авраам Штерн. Не знаю, что он изучает, но думаю, его нетрудно будет найти, так как в тамошнем университете
280
Шелленберг, Вальтер (1900-1952), бригаденфюрер СС, начальник VI управления Главного управления имперской безопасности (РСХА).
— Продолжайте. — Улыбнулся Шелленберг, явно уже предвкушавший самостоятельную операцию за границами Рейха. — Я, честное слово, не обижусь.
— Я бы подкармливал этого Техоми оружием и деньгами отдельно ото всех остальных. Но… Не обижайтесь, дружище, это всего лишь мысли вслух. Игра ума. Не больше. Но мне кажется, что с этими людьми следует проявлять предельную осторожность. Их нельзя вербовать и принуждать. В этом смысле они очень похожи на нас. Их ведет идея, понимаете? Идеалисты и националисты… Вам это ничего не напоминает?
В начале одиннадцатого позвонила Вильда. Оставалось гадать, откуда ей стало известно, что муж вернулся в Берлин и живет на своей старой — холостяцкой еще — квартире на Доллендорф штрассе. Не знала. Не должна была знать. Но узнала. Бах навеял, или птичка на хвостике принесла, или Гейдрих — «Тварь!» — решил развлечься за чужой счет.
— Баст… — Даже притом, что качество телефонной связи оставляло желать лучшего, голос Вильды взволновал не на шутку.
«Однако…»
Оказывается, если смотреть в прошлое глазами немецко-фашистского шпиона, многое оставалось за кадром. Сказывались, так сказать, особенности «чужого» восприятия. Но сейчас, стоило Олегу услышать голос жены — «Не моей жены!» — как перед глазами возник «объективный» образ Вильды. Он ее «вспомнил» — вот в чем дело. И не просто вспомнил — Олег ведь и раньше, в общем-то, знал о ее существовании — а во всем великолепии весьма убедительной красоты и молодости. Но рассматривал он ее сейчас словно сквозь линзы и светофильтры некоего сложного оптического прибора — прямиком из лаборатории очередного «сумасшедшего профессора», немца и фашиста, разумеется — смотрел, угадывая и открывая заново незаурядный женский образ, и дивился тому, что ничего такого о ней еще мгновение назад не знал или не помнил. А сейчас вот «нашел время и место», чтобы вспомнить, и получилось это у него ничуть не хуже, чем, скажем, порнушку по DVD посмотреть. Такое вдруг привиделось, что даже в жар бросило.
«Обормот… — вынужден был признать новый Баст, смахнув со лба выступивший от «озарения» пот. — Такой женщиной пренебрег!»
— Откуда ты узнала, что я в Берлине? — Спросил он, чтобы не молчать.
— Узнала. — Коротко, неинформативно, и совершенно не в ее стиле. — Приедешь?
«Гейдрих?»
— Только не говори, что соскучилась! — Усмехнулся Баст.
— Соскучилась.
— Приеду. — Неожиданно решил он.
«Приеду…» — повторил он про себя, и вспомнил разговор с женой. С настоящей женой…