В третью стражу
Шрифт:
«Есть? Возможно…»
Он смотрит и не без удовольствия эту фильму, пытаясь понять, что и зачем здесь сделано, и почему так, а не иначе. И — самое главное — его интересует женщина, актриса, Виктория… Потому что, возможно, через нее ему удастся, наконец, разглядеть и понять того, кто известен Сталину только по нескольким фотографиям и весьма лаконичной справке, предоставленной несколько недель назад.
А актриса… Объективку на нее он посмотрел: француженка, бакалавр философии, активная комсомолка, сотрудничала с «L'Humanit'e», ушла на нелегальное положение, переправлена в СССР, разведшкола,
«Симпатичная,… можно даже сказать, красивая».
И снова вслух:
— Не велика… Виктория… но и не мала…
Не фигура актрисы интересует Сталина — глаза.
«Кто сказал что глаза — зеркало души? Толстой? Нет… Сейчас… не это главное».
Галатея играет «роковую женщину», и взгляд ее отражает именно то, что ожидают увидеть в нем зрители, что захотел показать режиссер и смог — оператор. Мгновение — и Сталину кажется, что он уловил основное. Увидел то, что не заметил никто другой. Стержень. Незаурядную личность, скрытую под маской «продажной женственности». Вот уж, воистину, продажной… женственности.
«Остальные — только портят… а должны оттенять… подчёркивать… её внутреннюю красоту. Особенно этот суетливый… Одно слово — жопник! Но похож! «
— И у нас полно таких бездельников… — Ткнув незажженной трубкой в экран. — Полагаете, сходство этого… Филососа… с товарищем Ежовым не случайно?
— Никак нет, товарищ Сталин! Не случайно.
— А… что сообщила… товарищ Галатея?
— Идею сходства персонажа секретарём ЦК товарищем Ежовым режиссеру подбросил кто-то из знакомых. Предположительно — английский журналист. Выяснить подробности не удалось, и Галатея решила зря не рисковать. — На все вопросы по-прежнему отвечает «удачно» севший слева от Сталина Штейнбрюк. Отвечает уверенно. Коротко. По существу.
«Хорош, хоть и австрияк. Поставить его вместо Слуцкого? А стоит ли овчинка выделки? Слуцкий на своем месте, а военным тоже нужны профессионалы».
— Вся Европа… смеётся. Значит, не угомонились еще…- Это не вопрос. Это реплика, но Берзин скрытый смысл, кажется, уловил. Заерзал. Хотел было что-то сказать, но все-таки промолчал — учел субординацию. Он ведь пока только заместитель, начальник — Урицкий.
«Это… ненадолго… Еще два-три месяца… и Урицкого надо отправлять в войска… к Уборевичу в ОКДВА? Замом… Обсудим с Климом».
— Как разведка оценивает … как вы его назвали?
— Источник Катехизис, товарищ Сталин. — Урицкий сделал было движение, чтобы встать со стула, но остался сидеть, остановленный взглядом Сталина.
«Почему… Катехизис? Он из священников? « — Но спрашивать о таком пустяке Сталин не стал.
— Товарищ Урицкий… Хотелось бы услышать ваше мнение об этом… источнике.
— Мы полагаем, что он не столько источник, сколько посредник. — На этот раз комкор все-таки встал. Сталину неожиданно понравилось, что Урицкий не читает, хотя в руках у него папка с документами, а докладывает по памяти.
«Молодец! Или в Дальневосточную Армию, или на Ленинградский округ… начальником штаба к Шапошникову… Заодно и подучится».
—
«Геббельс… Не забыл своей симпатии к коммунистам?.. Не боится действовать в обход Гитлера?… Или сам Гитлер ищет … общий язык?… Сомневаюсь…».
— С другой стороны, источник Катехизис отметил при личной встрече с товарищем Штейнбрюком, что также представляет интересы группы влиятельных лиц, находящихся в оппозиции к Гитлеру. По-видимому…
«Какой… осторожный! «По-видимому», «возможно», «вероятно». Сплошной «туман войны»! А что ещё ожидать… от разведки?!»
- По-видимому это соответствует истине. Нам удалось выяснить, что, несмотря на возраст Катехизис знаком с некоторыми отставными генералами и бывшими высокопоставленными чиновниками Германской и Австро-венгерской империй. Люди эти, кстати сказать, довольно критически настроенные по отношению к нацизму, сейчас формально не у дел, но они теснейшим образом связаны с действующим немецким генералитетом и руководящими сотрудниками МИДа.
— А какое её место… в этих… комбинациях? — Сталин кивнул на экран, где главная героиня пела под холодным зимним дождем. — Вы выяснили, почему Катехизису понадобилась… Галатея?
— Никак нет, товарищ Сталин. Предполагали любовную связь. Но он рядом с ней даже не появляется. Да и она по нашим данным встречается с совершенно другими мужчинами.
— С какими мужчинами? Их… несколько? — Этот вопрос Сталина не очень заинтересовал, интересовало как далеко простирается осведомлённость военной разведки.
— Актер Морис Шевалье, — отрапортовал Урицкий, на этот раз, заглянув в папку. — И художник Пабло Пикассо.
— Вы… следите за ней? — Сталин чуть нахмурился. Он вспомнил прошлый доклад о просьбе в категорической форме немецкого «друга» не следить за его людьми и тем более не пытаться кого-то вербовать.
— Не совсем. Скорее присматриваем издали. Но это и нетрудно сейчас. Галатея на виду. Так что…
— А это… не помешает ее работе? Я имею в виду… нашу работу…
— Скорее это помешает нам плотно контролировать ситуацию. Крайне сложно иметь дело с известными людьми. Но с другой стороны, сама Галатея, благодаря своему положению в обществе, имеет теперь возможность приблизиться ко многим крупным фигурам европейской политики.
«Это… серьезный козырь. И она… коммунистка…»
— Вы можете… гарантировать… что случайно или по злой воле не всплывет её прошлое?
— В газетах уже были намеки на её бывшие связи с товарищами из французской компартии, но Галатея не стала опровергать этот факт. Списала всё на грехи молодости и свойственное французам бунтарство. В глазах публики она скорее выиграла от этого…