В тупике
Шрифт:
— К сожалению, не помню.
— Понятно. К вашему сведению, мы-то знаем, от кого, но хотели проверить, откровенны ли ваши показания до конца. Впрочем, ваша неискренность легко объяснима — вам пришлось бы дать обвинительные показания против своих родственников и близких. Скажите, пожалуйста, с какой целью вы постарались устроить на работу к Кочишне вашу приемную мать Терезу Коллер и свою будущую жену Хельгу Хунт?
— На этот вопрос я не могу отвечать. И не обязан.
— Хорошо, пусть так. Тем более цель
— Родственные. Мы были в хороших отношениях уже тогда, с самого начала. Драгош весьма сожалел, что сдал в аренду под пансион свой дом «американской вдове», как он называл Кочишне. Но он ничего не мог поделать, договор был заключен на длительный срок.
— Зачем он сообщил об этом вам, немцу, представителю гестапо?
— Не знаю. Может быть, потому, что недолюбливал эту женщину. Он считал ее коммунисткой. Он давал мне весьма ценную информацию и о других жителях поселка.
— Иными словами, он тоже был вашим агентом.
— Можно и так… На добровольных началах.
— Почему был убит Янош Баги?
— Начальник жандармского участка сообщил нам, что отец Баги был когда-то солдатом венгерской Красной армии. Поэтому весьма вероятно, что и сын стал коммунистом.
— Кто убил Яноша Баги?
— Этого я не знаю.
— Лжете, господин Шмидт! — Его наглость вывела меня из себя. — Люди видели, как вы побежали за садовником, когда вечером в день убийства Янош Баги вышел из дома Кочишне и поспешил к железнодорожной станции. На другое утро его изуродованный труп нашли на путях. Он был убит пулей из немецкого пистолета, выстрелом в затылок.
— Это сделал не я! — Господину Шмидту-Кольманну тоже изменила выдержка.
— Ну, это мы уточним на вашей очной ставке с бывшими жандармами. Они почему-то утверждают, что это сделали именно вы, а не они. Еще вопрос: когда вы были в Западной Германии?
— Я бывал там несколько раз.
— Ах так. Тогда вы наверняка припомните случай, когда два года назад в Мюнхене вы продали кое-кому серьги с бриллиантами. Не отрицайте. Человек, который их у вас приобрел, тоже находится неподалеку отсюда.
Шмидт немного подумал, затем произнес:
— Кажется, припоминаю. Да, такой случай имел место.
— Кому принадлежали проданные вами серьги?
— Моей жене. Она получила их в подарок от своей матери.
— И когда же?
— Не знаю. Вероятно, еще до того, как мы уехали из Венгрии.
— Ай, ай, господин Шмидт, опять у вас выпадение памяти. Неужели вы не помните? Эти серьги принадлежали вдове Кочишне, которую вы отправили на тот свет, а попросту убили.
— Это ложь! — Шмидт вскочил со стула, лицо его налилось кровью. — Я не убивал никого!
— Не убивали?
Нервы были напряжены до предела. Сотрудники, присутствующие при допросе, затаив дыхание ожидали, чем кончится эта схватка. До прихода дактилоскописта я решил прогуляться в другую «палату», где ожидала жена Драгоша, урожденная Илона Пайж.
Я вошел и представился. На когда-то, видимо, очень красивом лице этой пожилой уже женщины отразились испуг и растерянность. Срывающимся голосом она спросила:
— Умоляю вас, что случилось с моим зятем? Что-нибудь серьезное? Он жив?
— Успокойтесь, сударыня, с ним не случилось ничего особенного. В причинах аварии мы еще разберемся, следствие уже началось. Между прочим, мадам, нам не совсем понятен один факт: вы везде фигурируете под именем Илоны Пайж, в то время как ваша родная матушка зовется Ференцне Кольбех и, насколько нам известно, покойный Ференц Кольбех вас удочерил.
— Я никогда не носила фамилии отчима. И во всех моих документах значится имя Илоны Пайж. Даже учась в школе, я носила фамилию своего родного отца.
— Тогда, быть может, вы скажете мне, какие драгоценности вы подарили вашей дочери до того, как она вышла замуж и покинула Венгрию?
— Я? Подарила дочери? Никогда никаких драгоценностей я ей не дарила.
— А какие украшения вы получили в подарок сами от вашего мужа Акоша Драгоша?
— Когда, сейчас? — Драгошне, по-видимому, все еще ничего не понимала.
— Не сейчас, а в прошлом. Скажем, за последние десять лет. И где они сейчас?
— Все, что я когда-нибудь от него получала, находится дома, в моей шкатулке.
— Как, вы не помните, когда что он вам дарил?
— Помню, разумеется.
— Так когда же и что именно?
— Помнится, в 1947 году, в день десятилетия нашей свадьбы, я получила от мужа в подарок бриллиантовый перстень и кулон на золотой цепочке, очень красивый.
— И эти драгоценности в настоящий момент находятся у вас дома, в вашей шкатулке?
— Отчасти.
— То есть как это «отчасти»?
— Ведь перстень здесь, со мной. Вот он! — Илона Пайж вытянула вперед тонкую кисть руки.
— Я могу взглянуть на него?
— Пожалуйста. — Она сняла с пальца кольцо с большим бриллиантом и протянула его мне. Внимательно осмотрев камень, я вернул его владелице.
— Благодарю.
Супруга Драгоша, видимо, немного успокоилась.
— Скажите, сударыня… Хорошо ли себя чувствует ваша матушка?
— К сожалению, не слишком. Почти не встает с постели.
— Что с ней?
— Обычное дело, старость. Ей уже далеко за семьдесят. Нелегко дожить до такого возраста.
— Как звали вашу матушку в юности?