В твоем плену
Шрифт:
Усмехаюсь - здесь и сейчас рушится моя жизнь, а я думаю о такой ерунде.
Хочу уйти, но ноги не слушаются, не подчиняются приказам полумертвого мозга.
Поднимаю вверх руки, перекрестив запястья, как для надевания наручников.
– Ты сам меня арестуешь или позвонишь МакАртуру?
Сойер отшатывается от меня, как от чумной.
– Я не собираюсь сдавать тебя. Отца этим не вернешь. А расследование вскроет немало наших собственных скелетов. Живи с этим. Как сможешь… Я тоже попробую.
Кивнув, отступаю на шаг назад, чтобы в последний
От взгляда в них внутри у меня все обрывается, и я торопливо отворачиваюсь.
Как спускаюсь по лестнице, помню плохо, а выйдя из дома, плотно закрываю за собой дверь. Как ставлю точку. Как переворачиваю страницу.
Счастливая глава моей жизни закончилась. А какая начнется?
Мне все равно.
Я не хочу знать.
Глава 39 Черная дыра
Сойер
Звук резко открываемых штор выдергивает меня из глубокого, пьяного, бессознательного сна. Не фиксируясь на этой мысли, не задаваясь ненужными вопросами, хочу проваливаться в беспамятство снова, но по закрытым, слипшимся векам бьет ослепительно яркий свет, отзываясь острой режущей болью. Матерясь, зажмуриваюсь. Кто посмел?!
– Великую вселенскую скорбь объявляю законченной.
Кристина… Я не сдерживаю страдальческий стон. Эту так просто не прогонишь.
Сажусь в мятой постели, на которой лежу в одежде, тоже изрядно мятой и давно требующей стирки, но такой фигней я не заморачиваюсь с тех пор как… Короче, уже давно. Потираю лицо, но открывать глаза не спешу.
– Яркость можно как-то убавить?
– Специально для тебя попрошу выключить солнце.
Голос серьезный, будто реально сейчас позвонит куда-то. С юмором у Рейн всегда было не очень.
Или у меня - с пониманием ее юмора.
Еще один узнаваемый звук, и в номер врывается порыв прохладного свежего воздуха. Вдыхаю полной грудью.
– Не надоело от жизни прятаться в этом занюханном отеле?
– нападает, не повышая голоса.
– Ничего он не занюханный, - возражаю вяло.
– А вонь здесь такая, потому что крысы сдохла?
– Просто я давно не проветривал. Тебя ждал…
– Короче, Сойер, даю тебе еще один день. На вот это вот все…
Я приоткрываю один глаз, правый, он дальше от окна. Даю ему немного привыкнуть к свету и поворачиваюсь к леди-босс.
Она ловит мой мутный взгляд своим и долго держит его, как магнитом. Умение удерживать внимание оппонента - ее главная фишка.
– Ты понял? Времени у тебя до вечера. А дальше решай - или ты возвращаешься в строй, или я исключаю тебя из команды.
– Ты не одна рулишь командой, - напоминаю хмуро и, еще раз зажмурившись, открываю оба глаза.
Меня ощутимо мутит. Дышу медленно глубоко - свежий воздух сейчас кстати.
– С Райаном я это согласовала. Парни, уверена, тоже поддержат. У нас у всех бывают трудные времена, но ты перегибаешь. Смерть отца - это серьезно, но, согласись, панихида
– Не соглашусь, - отворачиваюсь.
Кристина не знает, что проблема не в смерти отца. Или не только в ней. Или вообще не в ней… Я запутался. И за эти недели беспробудного пьянства начал забывать, в чем же, на самом деле, проблема.
Собственно, в этом и была цель.
– Ты меня услышал?
– подходя к двери, останавливается.
– Давно ли ты перестала скорбеть по своему брату?
– глядя снизу вверх, втыкаю иглы ей под ногти.
Образно говоря.
Нервно сглатывает. Отводит взгляд.
То-то же. В своем глазу…
Поднимаюсь с кровати.
– Я тебя услышал. Вечером дам знать, что решил. Дверь за собой закрой.
Топаю в ванную, на ходу стягивая через голову растянутую трикотажную футболку. Без холодного душа я еще долго не смогу нормально соображать.
Но и под душем стараюсь не задерживаться. С некоторых пор я разлюбил душевые кабины - слишком много воспоминаний. Когда-то приятных, а теперь болезненных.
Стоя под искусственным дождем, не могу не вспоминать, как стоял под ним вместе с Хэвен. Температура воды сейчас не та, но это не мешает воображению уйти в отрыв. Закрываю глаза и вижу ее.
Мокрые спутанные потемневшие волосы, водные ручейки по сочным губам, крупные капли на плечах и ладонях, которыми она упирается в стеклянные стены кабинки. От наших движений в унисон капли дрожат, как легкое прозрачное желе, и срываются с ее тела, но их заменяют новые, бесконечно падающие сверху. Хэвен едва заметно вздрагивает, а ее бархатная кожа покрывается мурашками, когда ее касается мое жаркое дыхание.
Одной рукой держу ее за бедра, прижимая к стенке, а другой жадно сминаю упругую грудь. Она ритмично подпрыгивает и вновь падает в ладонь приятной тяжестью. Мое возбуждение запредельно. Каждый вздох до разрыва легких, каждый толчок грозит закончиться извержением. Губами собираю влагу с ее шеи и линии скул, провожу дорожку по щеке и врываюсь жадным языком ей в рот. Это чума! Я трахаю ее с исступлением, как в последний раз, с каждым движением бедер вбивая себя ей под кожу. Хочу остаться в ней навсегда.
Открыв глаза, упираюсь взглядом в восставший, покачивающийся под тяжестью крови член - ну приехали…
Каждый раз одно и то же! Хоть вообще не ходи мыться…
Выкручиваю оба крана в разные стороны, полностью отключая горячую воду и увеличивая напор холодной - единственное сейчас доступное мне лекарство от стояка. Противоядие.
Ледяные струи весело лупят по мне, пока я остервенело натираюсь пенной мочалкой. Смывая пот, хмель и ее фантомный запах.
Когда выхожу, чувствую себя не то чтобы лучше, но голова однозначно проясняется. И мое утреннее "гостеприимство" уже не кажется мне адекватным. Да, Кристина попыталась влезть мне в душу, но сделала это не чтобы обидеть. Она - друг, коих у меня, прямо скажем, не много, и срываться на ней - последнее дело. Она хотела помочь, а я не оценил.