В твоих пылких объятиях

Мур Маргарет

Когда он вошел в брачные покои и увидел Элиссу в одной рубашке и с распущенными по плечам волосами, то подумал, что более красивой женщины ему не доводилось встречать за всю свою жизнь.

Хотя она побывала уже замужем и имела шестилетнего сына, в ней чувствовалась незащищенность и чистота юной девушки. С другой стороны, временами она вела себя так» что Ричарду начинало казаться, будто ее незащищенность всего лишь плод его фантазии.

«Что ж, – подумал Ричард, призывая на помощь чувство юмора, которое всегда выручало его в затруднительных ситуациях, – женитьба

на мистрис Лонгберн – не худшее из того, что король мог от меня потребовать. Ведь я в свое время поклялся служить ему на поле брани, и его величество мог послать меня на войну. Так что не будем печалиться – жизнь продолжается».

Просто ему придется начинать все с самого начала.

Он протянул руку и коснулся плеча Элиссы. И сразу ощутил сковавшее ее напряжение, которое была не в силах ослабить никакая ласка.

– Почему вы так напряжены, мадам? Согласитесь, это я должен ощущать известное неудобство, но никак не вы.

– Ответьте мне, сэр Ричард, – сказала новобрачная, не желая замечать его неуклюжую попытку пошутить, – вам всегда требуется аудитория? Чем бы вы ни занимались?

– Готов с вами согласиться, что компания при сложившихся обстоятельствах нам ни к чему. С другой стороны, эти дамы и господа нас не видят, и если мы будем вести себя тихо, то ничего и не услышат, а это, в свою очередь…

– Я буду вести себя тихо. Делайте поскорее то, что считаете нужным, – и покончим с этим!

– Должен вам заметить, что ваши слова не слишком меня вдохновляют.

– С каких это пор мужья стали нуждаться в том, чтобы жены их вдохновляли? Мужчинам вроде вас поощрение не требуется.

– Мужчинам вроде меня?

– Именно. Таким, у кого накопился бесценный опыт побед по женской части.

– Когда противник сам сдает свои позиции, это нельзя назвать полноценной победой.

– Скажите, сэр Ричард, вы всегда так много говорите? – с раздражением осведомилась Элисса. – Или все эти ваши слова есть не что иное, как своеобразный пролог, за которым должно начаться основное действие пьесы? Если так, то не тратьте зря время, переходите от слов к действию – тем более что я, как вы совершенно справедливо изволили заметить, давно уже не невинная девушка.

– Девочка моя, – прошептал Ричард, придвигаясь к ней поближе, – пролог или преамбула в пьесе вовсе не литературное излишество, а весьма важная ее часть.

Позвольте продемонстрировать вам, насколько важным – и даже приятным – может быть этот самый пролог.

Ричард откинул покрывало, и Элисса поняла, что еще немного – и его обнаженное тело соприкоснется с ее телом.

В следующий момент так и случилось.

– Все будет хорошо, женушка, не волнуйся, – прошептал он.

Взяв ее руку, он не поцеловал ее, а прижал к своей теплой обнаженной груди. Она почувствовала, как бьется у него сердце, и ощутила крепость его мышц.

– Не надо меня бояться.

– Я тебя не боюсь.

– Рад это слышать.

Он прижал ее руку к своему подбородку, чтобы она смогла прикоснуться к его чувственным губам. Щетина у него на лице приятно покалывала ее ладошку.

Все получилось просто, как бы само собой, эти

прикосновения возбудили Элиссу.

Даже больше, чем она хотела.

Когда-то, давным-давно, она была влюблена, но теперь позволить себе такую глупость она не может. Вожделение также не должно взять над ней верх. Она будет противиться этому изо всех сил!

– Не надо, не убирай руку, – негромко сказал Ричард, стискивая ее запястье, чтобы не позволить ей отнять пальцы от его губ. – От нее пахнет лавандой.

– Мы у себя в деревне обычно перекладываем лавандой одежду – чтобы моль не завелась, – спокойно объяснила она.

– Точно! – Теперь Ричард прижался к ней всем телом. – Недаром от твоей рубашки исходит более сильный аромат.

Она отстранилась от него, чтобы всмотреться в его лицо – насколько это было возможно в темноте.

– Что ты делаешь?

– Как что? Сочиняю пролог.

Ричард провел пальцами вдоль ворота ее ночной рубашки, легонько прикасаясь к коже. Там, где он до нее дотрагивался, ее тело начинало жечь как огнем.

– Удивительное дело, – прошептал он с таким видом, будто это его и впрямь интересовало. – Рубашка-то льняная. И кружев на ней нет – даже у ворота или вот внизу, на подоле…

Ричард положил руку ей на колено, повел ладонью вверх по ноге к бедру, и у нее перехватило дыхание.

– У меня нет тяги ко всякой мишуре и украшательству, – едва слышно пролепетала Элисса.

– Утилитарная какая-то философия, – заметил Ричард, но руку с ноги убрал, и она с облегчением вздохнула.

Потом его губы оказались в каком-нибудь дюйме от ее лица. Она почувствовала его горячее дыхание у себя на щеке и вздрогнула.

– Должен сказать, что твоя рубашка мне мешает. С другой стороны, вполне может статься, что заниматься этим делом в рубашке тебе нравится больше – в таком случае, конечно, ее лучше оставить.

Прежде чем до нее дошло, что Ричард хочет увидеть ее нагой, он заключил ее в объятия, с силой прижал к себе и поцеловал – то есть сделал то, чего Уильям Лонгберн никогда в постели не делал.

Он целовал ее крепко и нежно – точно так, как, по ее мнению, мужчина должен целовать женщину, которую страстно любит. В его поцелуе не ощущалось желания утвердить свое главенство – скорее, в нем заключалась покорная просьба попытаться разделить с ним радость от взаимного прикосновения губ.

«Что же, интересно знать, он от меня хочет? – Задалась вопросом Элисса. – Равенства в постели? Свободы и раскованности в любви? Неизвестно еще, какой эта свобода окажется на поверку и во что все это выльется».

Элиссе необходимо было основательно это обдумать, а потому она прервала поцелуй и отвернулась. Если бы она этого не сделала, то сил, чтобы противостоять его ласкам, у нее бы не хватило и ей пришлось бы сдаться на милость этого человека и похоронить мечты о будущей не замутненной никакими страстями жизни в Лестере.

– В чем дело? – спросил Ричард.

Она решила, что объясниться хоть как-то необходимо, и прошептала:

– Когда мой муж любил меня, то никогда не целовал.

– Значит, он тебя любил, а ты его – нет?