В Венеции
Шрифт:
— Молочный брат вашей светлости.
— Я тебя не спрашиваю о его детстве, о его происхождении, но о его настоящем положении, — резко оборвал синьор Градениго, избегая проницательного взгляда Джакопо. — Ты слышал о нем что-нибудь от рыбаков?
— Нет, синьор, по роду моей службы мне не приходится вращаться среди рыбаков…
— Скажи, в качестве кого тебе известен Антонио?
— В качестве человека, уважаемого среди его собратьев, человека ловкого, трудолюбивого, — одним словом, знатока своего дела.
— Не хочешь ли ты сказать, что он контрабандист?
— Нет, он занят с раннего утра до позднего
— Тебе известна, Джакопо, строгость наших законов, касающихся государственных доходов?
— Как же, я знаю, что приговор святого Марка всегда очень суров, если нарушаются его денежные интересы.
— Я не спрашиваю твоего мнения на этот счет! Так вот, этот человек имеет привычку искать популярности у своих собратьев и заниматься делами, о которых могут судить только представители власти.
— Синьор, он стар, а с годами люди становятся смелее.
Сенатор недоверчиво посмотрел на браво, словно желая прочесть в его лице точное значение его слов.
— Несмотря на годы, этот человек неосторожен в своих словах, и я боюсь как бы он не повредил, себе этим. Я люблю этого человека; вполне естественно быть несколько пристрастным к тому, кто был вскормлен с тобой одной и той же грудью.
— Вы правы, синьор.
— Так вот, ради этого я хотел бы, чтобы он был осторожнее и сдержаннее. Тебе известен его взгляд на призыв во флот всех молодых людей ия рыбаков?
— Я знаю, что у него отняли внука, который работал вместе с ним.
— Да, чтобы с честью, а может быть, и с выгодой служить республике!
— Может быть, синьор.
— Ты сегодня не разговорчив, Джакопо! Но, если ты знаешь этого рыбака, посоветуй ему быть осторожнее. Ведь Сенату может наскучить недовольство тех, о благосостоянии которых он заботится с отеческой любовью.
Браво поклонился в знак согласия, а сенатор с беспокойством ходил по комнате.
— Ты слышал о постановлении суда по делу генуэзца? — спросил он. — Приговор был вынесен немедленно, и, хотя говорят о вражде между нами и Генуэзской республикой, Европа, надеюсь, может убедиться в беспристрастии нашего суда. Ну, скажи, что говорят о нашем беспристрастии и особенно о быстроте суда? Заметь, ведь нет и недели, как это дело представлено на суд.
— Ничего нельзя сказать против той быстроты, с которой республика наказывает обиды.
— Да, у нас правосудие идет навстречу общественным нуждам. Итак, быстрота последнего постановления служила темой для разговоров этой ночью?
— Синьор, венецианцы не знают, как нахвалиться своим правительством.
— Действительно, ты так думаешь, Джакопо? А мне кажется, что они охотнее высказывают недовольство. Положим, осуждать и скупиться на похвалы — это в натуре человека. Этот приговор не должен пройти мимо внимания венецианцев. А у кого постоянно перед глазами будут примеры справедливости, тот в конце-концов полюбит эту добродетель. Немногие республики способны на такое беспристрастие, когда дело идет об их интересах.
— Каким образом республика может отвечать за какого-нибудь торговца, синьор?
— Через посредство своих граждан. Тот, кто налагает наказание на своих подданных, страдает несомненно. Ведь какой палец ни укуси, все равно больно. Не правда ли, Джакопо?
— Так-то оно так! Но и пальцы бывают разные,
— Тот, кто тебя не знает, Джакопо, может тебя принять за противника нашего строя. Ни один воробей не упадет в республиканской Венеции, не причинив горя сердцу Сената… Скажи мне теперь: ропот торговцев относительно уменьшения золота все еще продолжается? Теперь не так легко разжиться цехинами [24] , как раньше, а между тем жадность влечет их к золоту.
24
Цехин — золотая монета. (Прим. ред.).
— Ну, нет, судя по лицам, которые я встречал за последнее время на Риальто, нельзя сказать, что их дела плохи.
— Гм… Так вот оно как… Среди них, правда, немало таких, которые дают взаймы нашим молодым людям под проценты.
— Я слышал, что синьор Джакомо приносит им дохода больше, чем остальные.
— Что? Мой сын, мой наследник! Не обманываешь ли ты меня?
— Известно, что ваш сын слишком широко распоряжается деньгами…
— Это важное сведение. Очень важное! Надо как можно скорее убедить юношу в важности последствий его неблагоразумия… А ростовщик, пользующийся его неопытностью, будет наказан. И, в назидание, долг будет конфискован в пользу должника. Я считаю своей святой обязанностью заняться этим делом. Ну, а приходилось тебе за это время выступать в твоей главной роли — «исправителя чужих ошибок»?
— Важного делать ничего не приходилось… Есть один, который сильно ко мне пристает, но я еще не знаю, чего он от меня добивается.
— Твое дело щекотливого свойства, но не забудь — награда обеспечена.
При этих словах глаза браво блеснули гневным огнем.
— Сенат бывает суров, — продолжал сенатор, — но его милости безграничны, и его прощение искренно. Мне трудно убедить тебя в этом, Джакопо… Нет, каково это!.. Скажите на милость, этот выродок тратит свое добро на пользу ростовщиков! Не могу я этого допустить… Но ты мне еще не сказал, Джакопо, кто именно ищет твоих услуг… О нем надо донести.
— На него нечего доносить, потому что он хочет иметь дело с тем, с кем почти преступно быть в каких-нибудь сношениях.
— Лучше предупредить преступление, чем довести его до наказания такова должна быть цель всего правления. Так ты не хочешь назвать его имени?
— Это один благородный неаполитанец, который уж давно живет в Венеции из-за дел, касающихся значительного наследства.
— А, это дон Камилло Монфорте. Не правда ли, неприятная личность?
— Он самый, синьор.
Молчание было нарушено звоном часов с колокольни. Пробило одиннадцать часов…
— Хорошо, Джакопо. Твоя верность и твоя аккуратность не останутся без награды. Не забудь про рыбака Антонио: его ропот может навлечь на него недовольство Сената: кроме этого, следи за тем, что происходит среди торговцев на Риальто. Что касается этого иноземца, возьми скорее твою маску и плащ и присоединись к любителям вечерних развлечений… Ступай к ним на площадь.
Браво быстро исполнил приказание с ловкостью человека, привыкшего к переодеваниям, и со спокойствием, которому мог бы позавидовать и сам сенатор. Дон Градениго нетерпеливым движением руки торопил Джакопо.