В вихре времени
Шрифт:
Взять хотя бы последний случай ограбления в поезде. Если бы Санька не познакомился поближе с чиновником из Охраны, благодаря его туповатому сыночку, да не выпили бы беленькой в ближайшем трактире, то не рассказал бы словоохотливый толстячок о нехитром способе перевозки денег для оружейной фабрики. А так – дело сделано в наилучшем виде. Саньку отметили благодарностью на собрании.
Вот только неприятность вышла с пропавшими медяками… Кто-то косился на Пешкова, но доказательств никаких представить не мог. А он убедительно возмущался малейшему подозрению в свой адрес. Дело замяли. И
Старшие товарищи живут не в пример ему – снимают большие квартиры на партийные деньги, одеваются в дорогих магазинах, а не носят одну куртку и в пир, и в мир. А чуть опасность – за границу бегут, да и там не бедствуют. А он почему должен в нищете жить, когда такие деньжищи достаёт на благо революции? Нет, дело делом, а своя рубашка ближе к телу.
Санька пригладил русые кудри и надел фуражку. В отрочестве в деревне он любил наряжаться коробейником: напялит картуз, засунет за ухо цветок, в руки – поднос с леденцами и на улицу. Девки уже тогда вились возле него, словно пчёлки. А теперь и подавно: это было его третье достоинство – обаяние. Некоторые революционерочки весьма хороши, хоть и стрижены под мальчишек. При воспоминании о том, чем иногда заканчивались свидания с эмансипированными девушками, довольная ухмылка заиграла на его лице.
Встреча с одной из них состоится сегодня вечером, а пока надо ехать на Пречистенские курсы, где он для вида преподавал математику рабочим, а настоящим делом считал агитацию для революционной ячейки. Это было первое поручение от старших товарищей ему лично.
Когда Пешков вышел из дома, рабочий люд Замоскворечья ещё не потянулся с фабрик и заводов домой, но на пути Саньки было многолюдно.
Где-то записаны правила передвижения по троттуарам: ходить осторожно, не толкать других и не останавливаться по пустякам в узком месте, дабы не создавать препятствие движению.
Но Россия – это не Германия. Здесь не соблюдает правила и тот, кто их сочиняет, а что уж говорить про остальных. При движении по улицам народишко внезапно возымеет симпатию к одной стороне и с тупым упорством ни за что не перейдёт на другую, хоть ему кол на голове теши. В результате на троттуарах получается такая вязкая каша, из которой не сразу удаётся вырваться.
Санька задумал поймать извозчика, но понял, что опаздывает, и решил воспользоваться трамваем или электричкой, как называли его студенты.
Он вышел на Охотный ряд и огляделся в ожидании. Наконец, трамвай показался из-за поворота. Санька не стал дожидаться, когда он остановится, и ловко запрыгнул на ходу, не обращая внимания на разъярённые крики кондуктора.
Пешкову было скучно вести уроки арифметики. Гораздо больше нравилось знакомить рабочих с учением Маркса и методами революционной борьбы. Мужики слушали внимательно и с интересом.
Но сегодня всё пошло наперекосяк. Двое подвыпивших рабочих по неизвестной причине злобно косились друг на друга. Санька читал выдержки из марксистского учения. И когда дошёл до борьбы с эксплуататорами, один из мужиков не выдержал и бросился на другого с кулаками.
– Так
От удивления Пешков оторопел.
– Кого зарежешь? Кто эксплуататор? Стой!.. Вот ирод! – Санька с помощью других рабочих схватил за локти буяна. Тот тяжело отдышался и показал на второго.
– Братец Никифор…
Его держали за руки, а он икал и плаксиво рассказывал, что старший брат забирает большую часть его жалованья и отсылает домой в деревню родным. Младшему надоело быть в подчинении, денег на водку катастрофически не хватало.
– Он и есть эксплутатор! Разве я не должен против него бороться? – продолжал он добиваться ответа у Саньки.
Пешков не знал, что сказать, ему было неловко от таких неожиданных выводов агитации.
– Ну уж точно ты не должен убивать брата, – наконец выдавил он из себя.
– Как? Сам же призывал уничтожать угнетателей! – с пьяным упорством настаивал буян.
На этом собрание порешили закончить. Братья помирились и ушли, а Пешков был раздосадован: и агитатор из него некудышный – ничего толком не может объяснить. Вот деньги достать – другое дело…
Когда рабочие разошлись, в опустевшем коридоре он встретил товарища Сивцова. Как рассказывали шёпотом Саньке друзья, тот подчинялся самому Бухарину. Пешков знал, Сивцов – птица высокого полёта, не чета ему. И дела за ним числились такие, что стоять рядом было страшно. Его правую щёку пересекал уродливый шрам, который он получил на демонстрации в пятом году от нагайки казака.
Товарищ властно взял его под руку и повёл в другой класс. Они шли по пустому коридору, и эхо шагов гулко разносилось по зданию. Санька заволновался: неужели опять про деньги спросит? И сегодняшний скандал так некстати! Душу окутал липкий страх, и в ногах появилась слабость.
Они вошли в кабинет, не зажигая свет. В окно заглядывал электрический фонарь, и было неестественно светло.
– Александр, – негромко начал Сивцов, – ты ведёшь уроки с рабочими… Но этого мало. Для агитации нужны женщины. – Он говорил отрывистыми предложениями, будто читал лозунги. – Все мы рискуем, когда печатаем и распространяем листовки и литературу. За каждым из нас установлена слежка. Другое дело – женский пол. Их трудно заподозрить, они хорошо маскируются. Ищи барышню в помощницы, но, чтобы она не вызывала подозрение. Ты понял меня?
Санька ошеломлённо кивал. Такого задания он ещё не получал. Где искать барышню, да ещё, чтобы выглядела прилично? Его знакомые – девки гулящие и суфражистки стриженые. Таких жандармы останавливают по поводу и без повода. Но спорить с Сивцовым он не стал, скорей бы от него отвязаться!
Санька поднимался по лестнице домой и снизу почувствовал аппетитный запах варёной картошки. Видно, Варвара пришла и уже похозяйничала в его комнате. Тусклая керосиновая лампа освящала усталую девушку, сидящую у стола. Красными натруженными руками она раскладывала по щербатым тарелкам картошку из чугунка и квашеную капусту с грибами. Хозяйка увидела Пешкова, улыбнулась и встала ему навстречу.