В военном воздухе суровом
Шрифт:
Командир дивизии оставил Смирнова в покое и обратился к истребителю, стоявшему позади:
– А вы что скажете?
Летчик сделал шаг вперед. Он был в шлеме с завернутыми под резинку очков меховыми наушниками. По его рябоватым щекам катились струйки пота. Смирнов покосился на него и подумал: "Это, должно быть, от быстрой ходьбы да духоты, а не от робости". Истребитель было замешкался, но потом бойко доложил:
– Над Малороссийской, товарищ полковник, черно и дым коромыслом!
Гетьман улыбнулся:
– Все ясно...
"Эх, что же он об этих четырех эшелонах
Отпуская летчиков, комдив сказал:
– Станцию Малороссийскую проверим, пошлем разведку. Смирнов вышел из блиндажа. Настроение у него испортилось. "Если до проверки дошло - значит, сомневается", - подумал он. Ушел подальше от КП, присел на пенек. Слепов тоже приплелся за своим ведущим, попыхивая самокруткой без мундштука.
Тем временем расчехляли штурмовики: к полетам готовились другие пары для ударов по обнаруженным Смирновым эшелонам. Раньше штурмовиков взлетели два истребителя, взяли курс на Малороссийскую. Смирнов догадался: разведчики-контролеры.
"Не ошиблись бы, вдруг примут за Малороссийскую другую, соседнюю станцию?"
Истребители вернулись как-то очень уж быстро. А может, Смирнову так показалось. Летчики доложили: на станции Малороссийской творится что-то невероятное - дым, огонь, взрывы. Близко подойти и что-нибудь рассмотреть не удалось.
Смирнов заметно повеселел: теперь уж проверять нечего, все ясно. К вечеру, однако, дошли слухи, что с другого аэродрома снова послали разведчика, на этот раз многоместный самолет с фотоаппаратами.
Смирнов опять ушел на свой пенек, ругая себя в душе. "Заварил кашу, вот теперь и проверяют без конца. Доложить бы мне только о пожаре, так нет же, дернуло за язык брякнуть о четырех эшелонах. А что, если какой из них успели с горящей станции вытащить?"
Стемнело. Смирнов все сидел в одиночестве. Вдруг кто-то подошел сзади, легонько тронул за плечо.
– Идем-ка в столовую...
– Он узнал голос подполковника Кожуховского. Сегодня на ужин свининка жареная... Жирная, жирная...
– и потянул за рукав.
Смирнову совсем не хотелось жирной свинины, но он пошел с Эн-Ша.
– Сердце чует, что не дадут мне сегодня поспать... Оформлять наградные потребуют...
– говорил Кожуховский.
– А ты имей... имей в виду, что слово это воробей... Вылетело - и нет его. А фотоснимок - документ. Поэтому и летали фотографировать.
После этих слов у Смирнова на душе полегчало, но за ужином он свои сто граммов все же "отказал" Сереже Слепову. Тот крепко потер ладони, расплылся в широкой улыбке:
– Ну что ж, еще один денек стерли... Воспримем с благодарностью!
– Хорошо было Слепову, он даже попросил у официантки добавки.
После ужина Смирнов сразу пошел спать. Только уснул - кто-то начал тормошить. Открыл глаза - над ним склонился посыльный штаба:
– Вам со Слеповым срочно в штаб!
"Что за чертовщина? Зачем понадобились?
– соображал Смирнов.
– Может, наградной составляют, сведения какие нужны..." - вспомнил он разговор с Кожуховским.
В
– Из штаба воздушной армии получена шифровка, - сказал Гудименко.
– Срочно требуют подробное описание боевого полета со схемой удара по станции Малороссийской. Вот вам бумага: рисуйте, пишите.
Услышав это, Смирнов подумал: "Вот уже куда докатилось: до самой воздушной армии! И там решили проверять..."
Он положил перед собой лист бумаги, шепнул Слепову:
– Ну, пошла писать губерния...
Слепов после сытного ужина шутки не понял, ответил:
– Нет уж, пиши сам, ты ведущий. А я по таким делам не мастак. Буду только добавлять что помню.
Почти до утра писали они отчет о боевом вылете и чертили схему. Гудименко тем временем отстукивал на машинке двумя пальцами препроводительную. Потом прочитал отчет, заставил обоих расписаться и сказал:
– Теперь - отдыхать. В боевой расчет на двадцать седьмое командир приказал вас не включать. Смирнову снился черный дым...
...Шли дни. Разговоры о Малороссийской понемногу улеглись. Другие события отодвинули на второй план полет этой пары, закончившийся редким по эффективности результатом. Мы продолжали бить эшелоны, штурмовали засевшие в кубанском черноземе немецкие автоколонны, на дорогах оставались вереницы обгоревших автомашин.
Чтобы не отстать от наступающих войск, со Ставрополя мы перебазировались в Гетьмановскую, потом в Усть-Лабинскую - почти под Краснодар. Летать с этого сильно раскисшего летного поля пришлось очень много, а погода нас по-прежнему не баловала.
Как-то под вечер, когда летчики собрались на командном пункте и ожидали отправки на ужин ("еще один денек стерли"), скрипнула дверь, и мы увидели затянутого в кожаный реглан плотного человека с маузером на боку. С нар посыпались как горох. Вскочили и командир полка с начальником штаба. Никто не ждал, что так внезапно нагрянет командующий 4-й воздушной армией генерал-лейтенант Науменко.
– Кто летал на Малороссийскую?
– спросил он строго. Смирнов выступил вперед.
– Лейтенант Смирнов... с ведомым Слеповым.
– А сам подумал: "Опять волынка с этой Малороссийской..."
– Кто Слепов?
– командующий обвел взглядом летчиков, но никто не тронулся с места. Ответил командир полка:
– Не вернулся с боевого задания.
– Когда?
– Вчера.
Командующий присел на скамейку, разрешил сесть остальным.
– Станция Малороссийская занята нашими войсками, - сказал он.
– Я высылал туда комиссию для определения эффективности удара. Сегодня сам летал смотреть. На станции сгорело четыре эшелона: один с горючим, два с боеприпасами, четвертый с танками. Путевое хозяйство настолько разрушено, что за четверо суток, вплоть до подхода туда наших войск, ни один эшелон не мог проследовать в сторону Тихорецка. Войскам достались богатые трофеи. Много эшелонов так и застряло на перегонах...