В волчьей шкуре
Шрифт:
– Ты огонь без хвороста, – хотел поставить точку разговору Федор.
Но Ян перегородил ему дорогу:
– Послушай меня. А потом я выучил их язык, Коран, но экзамена еще не сдал, и они мне предложили доказать, что я, м-м-м, – затряс рукой Ян, – Азер.
– Правда? – удивился Федор. – Будешь завтра стрелять в своих?
– Тогда убей меня прямо здесь, – рыжий сунул Федору свой револьвер.
– А ты не торопись. Я не знаю, зачем тебя передал мне Анфас, – сказал Федор и исподлобья посмотрел на Азера. – Будь или Азером, или как ты там себя назвал, но с одним
Ян ловил каждое слово Файзуллы.
– Не торопись искать смерть, она всегда рядом. А насчет убийц, все мы одинаковы, – Кулибин легонько, взяв рыжего под локоть и оттолкнув его в сторону, остановился и спросил у него: – Так кто ты?
– Ян, – сделав шаг назад, сказал тот.
– Так и оставайся им, и будь мужчиной.
– Я не трус, – снова сделал несколько шагов к Файзулле рыжий.
– Посмотрим. Здесь командир один, и не торопись умирать, – и, глубоко вздохнув, Федор пошел к пещере, в которой остался афганский мальчонка с Фаридом.
– Командир? – снова окликнул Федора Ян.
– У нас разговор был, никто о нем не узнает, – поставил точку в беседе Кулибин.
Создавалось такое впечатление, что все видят, как у Файзуллы дрожат руки. Федор несколько раз останавливался на этой мысли и посматривал на свои ладони, но зря волновался, они не дрожали. Хотя… кто его знает. Не дойдя до пещеры, он резко повернулся к проходу вверх и полез по камням к одному из расположившихся в пяти минутах от лагеря блокпостов. Но что-то снова его остановило на полпути. И если бы он этого не сделал, то чуть не наступил бы на кобру, лежавшую на камне под жаркими лучами июньского солнца.
Она внимательно наблюдала за движениями приближающегося к ней человека и, раскрыв свой капюшон, была готова в любую секунду сделать свой смертельный укус. Но, к счастью, он вовремя ее увидел, остановился, размышляя, что предпринять дальше: ждать, когда змея уползет с тропки, или вернуться назад.
Как назло, на тропинке не было ни одного камешка, который можно было бы сейчас бросить в эту гадину, чтобы она быстрее убралась. А та и не думала покидать своего места, показывая, что она хозяйка гор, а не он, и продолжала внимательно следить за человеком, замершим неподалеку от нее. По толщине змеи видно, что она хорошо позавтракала, проглотив ночью или утром не менее крупную змею, чем сама, или большую крысу, и теперь ее организм был занят переработкой пищи.
Федор, понимая, что змея может оставаться в таком положении долгое время, решил рискнуть. Вытащил штык-нож и метнул его в тело свернувшейся в клубок гадины. Острие клинка пронзило насквозь ее шею посередине капюшона и прибило его к остальной части тела змеи. Она стала извиваться, пытаясь избавиться от ножа, пробившего ее в нескольких местах.
Приблизиться к извивающейся змее Федор рискнул не сразу, а только через несколько минут, подгадав момент: наступил ей ботинком на шею и, не до конца перерезав ей голову, оставил ее висящей на шкуре.
Схватив змею за хвост, Федор, спустившись назад, к пещере, под рукоплескание Айвана бросил кобру к ногам наемников.
– О’кей! – громко прошептал Смит и пожал ему руку. – Serpent.
– Нет, это не гремучая змея, – поправил крупного черноволосого парня Федор, – а кобра, – и, развернув тело змеи, показал на ее хвост и голову.
– А, та, та, – закивал смутившийся англичанин. – Ес, ес, кэп, копра.
Когда Фарид вышел из пещеры, никто из ожидавших его наемников уже не кинулся к нему с расспросами. Желание из любопытства узнать, что рассказал ему афганский мальчишка, у всех угасло. И, скорее всего, виной этому стала кобра, которую некоторые из наемников видели впервые и были напуганы.
Мстители
Мальчика звали Фархад Азиз. По афганским обычаям, в свои двенадцать лет он считался уже взрослым и мог со старшими братьями защищать свой кишлак. Так и делал, пока кишлак не захватил один из полевых командиров. Его имя Фархад боялся называть, так показалось Фариду. А когда он попросил мальчика назвать имя бандита, у того сразу же начался припадок, затряслись руки, увеличились зрачки. Они с Фаридом еле успокоили мальчишку.
Отец Фархада Карим Исмоил был очень бедным человеком и занимался по найму рытьем колодцев, кяризов. С началом гражданской войны работы прибавилось, но не все дехкане могли найти средства, чтобы оплачивать эту работу, а только предлагали ему в обмен еду, старую одежду. И Кариму ничего не оставалось, как брать то, что давали ему соседи.
Когда душманы в очередной раз наведались в их кишлак, то начали наводить свой порядок: повесили всех людей, кто хоть как-то был причастен к Апрельской революции, в том числе и молодого учителя с его семьей. Отец Фарида был дальним родственником учителя, и кто-то из дехкан его выдал. Карима привели на площадь к мечети, раздели и забили до смерти палками. Потом так же поступили с его матерью и братьями.
– Фархаду удалось скрыться, и он поставил перед собой цель найти Торака, главаря душманов, и убить его вот этим ножом, – и Фарид показал всем округленный клинок кинжала.
Да, это оружие было несколько необычной формы, с изогнутым стальным клинком и неглубокими кровопусками, сделанными с обеих сторон клинка. Рукоять была покрыта или черным деревом, или каким-то материалом, похожим на него. На конце рукояти – витая запись.
– Асадулла, – прочитал Фарид. – Это обозначает «лев Аллаха».
– Это нож Торака? – спросил Федор.
– Торак им убил брата Фархада и его мать. Это мальчик видел своими глазами. Торак забыл этот кинжал у колодца. И когда кто-то позвал главаря, Фархад взял его и убежал из кишлака.
– Не хватает только ножен.
– Вот они, – и Фарид подал их Федору.
Ножны были твердыми, сверху покрытыми кожей с врезными, серебристого цвета украшениями.
– Красивый кинжал и, наверное, дорогой.
– Я в этом не разбираюсь, – сказал Фарид.
Матас, осмотрев нож, тоже пожал плечами.