В закрытом гарнизоне 3. Сборник рассказов
Шрифт:
– Интересно, а откуда взялся этот гребаный «Орион»? – интересуется кто-то из офицеров и все смотрят на штурмана.
– Не иначе с острова Вознесения, – чуть подумав, отвечает Мельников. – Там американская военно-морская база Кэт Хилл.
– Натыкали курвы их по всему миру, – недовольно цедит минер, – поднять бы ее на воздух.
Потом скучный голос вахтенного офицера объявляет о заступлении очередной вахты.
Боевое патрулирование продолжается.
Морской словарик:
Лаг –
Разлом Романш – подводный разлом океанского дна у Африканского континента.
Леера – съемное ограждение палубы.
Штерт – пеньковая веревка.
Фрегат – в данном случае, крупная морская птица.
Метрист – специалист радио – метрической службы.
БИП – боевой информационный пост.
«Орион» – морской разведывательный самолет НАТО.
«эска» – средняя дизель-электрическая подводная лодка.
ПДСС
Над Кольской землей полярное лето.
Серебристого цвета шар солнца круглые сутки бродит по небу, окрашивая в причудливые тона угрюмые фьорды, высящиеся над ними сопки и искрящееся марево далеких тундр.
По астрономическому времени полночь.
Сонно шуршит отлив, с берега наносит запахом йода, на застывшей водной глади сонно покачиваются островки уснувших чаек.
На пятом этаже высящейся на выходе из залива казармы, в одной из холостяцких кают «припухает» компания мичманов.
Воздух сиз от табачного дыма, на столе корабельный графин с «шилом», несколько распатроненных банок тушенки «братская могила» алюминиевая миска с моченой клюквой и нарезанный крупными ломтями кирпич черняшки.
– Ну, за тех, кто в море! – зажав в волосатой лапе наполненный на треть граненый стакан, гудит здоровенный старшина команды торпедистов Олег Ксенженко, и в него звякают еще три.
Спирт пьют по – поморски, не разбавляя водой и закусывая алой клюквой.
–Уф-ф! – по моржовьи выдувает из-под усов краснорожий старшина команды ракетчиков Виктор Каламбет и отправляет в рот насаженный на конец финки, золотистый шмат тушенки.
– Словно боженька голыми ножками по душе пробежал, – сипит, высосав свой стакан, второй торпедист – Саня Порубов и тянется цепкими пальцами к Москве с клюквой.
Четвертый участник честной компании, боцман Василий Муромцев, завершив действо, молча щурит рысьи глаза, прислушивается к чему-то внутри себя, потом крякает и с удовольствием нюхает ноздреватый ломоть хлеба.
– Ну, и че с тем жмуром? – продолжая прерванную травлю, дует ракетчик в мундштук выщелкнутой из пачки беломорины, потом прикусывает мундштук и щелкает зипповской зажигалкой.
– Да ничего, – пожимает широченными плечами Ксенженко, – приехал командующий с начштабом, прокурором и начальником особого отдела, составили как положено акт, а потом
– Оживлять, что ли? – наваливается на стол боцман.
– Что б потом передать американскому морскому атташе в Мурманске, Вася – наклоняется к боцману Порубов. – Это ж международное дело! – тычет он пальцем в потолок и делает страшные глаза.
– Ну, давайте за упокой его души, – жует беломорину ракетчик и снова тянется за графином.
В этот раз пьют молча, хмурятся и, закусывая, тяжело ворочают челюстями.
Накануне, с утренним приливом, с моря в базу занесло утопленника. Был он в надувном оранжевом жилете, американской морской униформе и с выклеванными чайками глазами.
Первым труп заметил верхневахтенный одной из лодок, находку быстренько извлекли из воды, и Ксенженко принимал в том участие.
– М-да, – тоже закуривает боцман. – В нашем Баренцевом долго не поплаваешь. И откуда, интересно, он взялся?
– А то ты не знаешь, – криво улыбается ракетчик. – Мы пасемся у ихних берегов, ну а они у наших. Помните, с год назад неподалеку от Западной Лицы «овровцы» засекли перископ? Чья то была лодка так и не установили, но что не наша, факт.
– Это точно, – кивает русым чубом Порубов. – Наверное и тот америкос с такой. Смыло где-нибудь при всплытии в море и каюк.
Некоторое время все молчат и тупо пялятся в большое, широко распахнутое окно.
За ним спящий залив, застывшие у пирсов черные туши ракетоносцев и редкие всплески створного огня, установленного на треноге на небольшом островке рядом с фарватером. А несколько дальше, к выходу, за закрытым боновым ограждением, неподвижно застывший на воде серый тральщик брандвахты.
– А я слышал на лекции от нашего флагманского врача, что в ту войну моряки с северных конвоев, когда их торпедировали немцы, даже летом помирали в воде через пять минут, от переохлаждения, – значительно говорит боцман и обводит всех глазами.
– Херня все это, – басит Ксенженко. – Я, например, продержусь хоть час. – Хочешь на спор, сплаваю к тому вон створу – кивает на снова мигнувший за окном металлический проблеск, – и вернусь назад.
– А че, давай? – флегматично кивает бритой башкой ракетчик. – Спорим, – и протягивает минеру руку.
– На что? – медведем наваливается тот на стол и азартно блестит глазами.
– Твоя «Омега», – кивает ракетчик на золотой, виднеющийся из-под обшлага кителя Олега браслет, – против моей «гайки». И любовно дышит на нацепленный на палец литой перстень.
– Идет, – скрипит стулом Ксенженко и две руки сцепляются в традиционном жесте.
– А может не надо, а Олег? – нерешительно говорит Порубов. – Потонешь нахрен.
– Надо Шура, надо, – хлопает приятеля по плечу Ксенженко. – А ну плесни еще по лампадке!