В заповедной глуши
Шрифт:
– Даже смерть не навсегда, - сказал Валька.
– Это так дядя Михал сказал, когда я рас-сказал ему про... про одного его друга.
Леший смерил мальчишку слегка удивлённым взглядом и подтвердил:
– Да, не навсегда, наверное. Хотя у меня нет личного опыта.
– Жаль, - вдруг сказал Витька.
– Жаль, что смерть не навсегда?
– удивился Валька. Витька помотал головой:
– Нет... Надо было вот
– Прочти, - предложил Леший.
– "Белые буслы" по-белорусски -
Белые аисты. Знаете, грустно
Как-то звучат они, эти слова.
Вновь проросла на откосах трава,
Мох - как подушка лежит на болотах
Лоси и зубры... Стрелять? Неохота...
Чистые росы и чистое небо.
Пахнет деревня, как в древности, хлебом.
Ночью в тумане скрипит коростель.
Лапы еловые - дом и постель.
Свет, васильки и пшеницы поля...
Ветры кудрявые льны шевелят...
Летние грозы за окоёмом,
Гулко земля отзывается грому.
В окна стучится дождик грибной,
Словно приятель, зашедший за мной.
В зелени чащи - лешего вижу,
Шаг осторожный ближе и ближе.
Хлопну в ладоши, свистну - мне жутко.
Из камышей с треском вылетит утка.
Сумрак дубрав у озёрного края.
Под ноги ляжет тропка лесная.
Тихая заводь - светлая грусть.
Белые буслы. Белая Русь.
– Хорошие стихи, - Леший встал.
– Ну что. Я пойду погуляю. А вы встречайте гостей. Они как раз сейчас дойдут.
– Каких гостей?
– удивился Валька. Но Леший только отмахнулся и через огород пошёл к чаще. Слышно было, как он напевает:
– Лишь одно меня пугает,
Лишь одно мешает спать -
Вдруг да то, что помогает,
Перестанет помогать?!
Может с нами силе этой
Заниматься надоест?!
222.
Вдруг она заклинит где-то
Иль
– О чём это он?
– пробормотал Витька. И, услышав, как странно всхлипнул рядом Ва-лька, быстро обернулся к нему.
Женщина и мужчина шли через просеку к кордону. Плечо в плечо, под руку, неся обувь в руках. Витька не успел ничего сообразить...
– МА-МА-А-А-А-А!!!
– истошно закричал Валька. И рванулся с места, с треском проло-мив телом слеги ограды.
– МА-МА!!! МА-МА!!!
– кричал он на бегу. И врезался в идущую женщину, почти повалив - но мужчина - могучий, рослый, плечистый - поддержал их обоих и прижал к себе.
Они так и застыли на полпути к ограде. Все трое.
Витька стоял молча, со странным лицом. Потом вздохнул и неспешно, с независи-мым видом, пошёл - в пролом ограды - к трём обнимающим друг дроуга людям. Остано-вился в двух шагах от них. И...
...- Вот, - сказал Валька, со счастливым всхлипом подталкивая мнущегося Витьку к родителям.
– Мам, пап... короче... Это мой брат. Ваш сын. Витька. И теперь у нас всё будет хорошо. Ведь это же мы!
Мужчина и женщина переглянулись. И женщина - красивая, стройная, молодая, но с седыми висками - сказала искренне и просто, протягивая руку - не для пожатия, а для нового объятия:
– Здравствуй, сынок.
Витька коротко ахнул. Из расширившихся глаз у него градом брызнули слёзы, кото-рые он даже не пытался вытереть. Валька со смехом обнял его, а через мгновение на их плечи легли руки отца и матери, и это было правдой!
Страшный сон кончился...
...Здесь.
Сейчас.
Для них.
223.
ЭПИЛОГ.
ДЕТИ ОДНОЙ МАТЕРИ
Бей, барабан - барабам-барабам!
Бей, барабан, на погибель врагам...
Песня гёзов.
Голландия, ХVII век
Покачиваясь в такт ходу вагона, я молча смотрел в окно электрички, за которым проносились клочья тьмы, разодранные прорехами городских фонарей. Состав замедлял ход. На пристанционной тумбе мелькнули плакаты. Один венчал заголовок: "РАЗЫСКИ-ВАЕТСЯ ПРОПАВШИЙ РЕБЁНОК". Другой был украшен фигурой толстозадого медве-дя на фоне власовского флага и надписью "ЗАЩИТИМ НАШ ОБЩИЙ ДОМ ОТ ФА-ШИЗМА!" Около столба двое коротко стриженых молодых парней пили пиво. Краем глаза я успел заметить, что один из них прикрыл второго, а тот, рванув наискось медве-жий зад, налепил на его место небольшую простенькую афишку с надписью "РУССКИЙ ПОРЯДОК" и алой свастикой наверху. Листовка говорила: