В зеркале сатиры
Шрифт:
Впрочем, пора бы уж кое-что разъяснить читателю. То, например, что Кузьма Федорович является директором, а Иван Петрович заведующим административно-хозяйственным отделом треста. И была в их взаимоотношениях какая-то особая теплота. Бывало, встретятся в служебном подъезде и скажут друг другу:
— Доброе утро, Кузьма Федорович!
— Доброе утро, Иван Петрович!
И разойдутся по своим делам.
Иван Петрович по своему служебному долгу распоряжался сметой административно-хозяйственных расходов. И когда к концу года образовывался в смете солидный остаток, отзывчивый на добрые
Сделать хороший подарок к Новому году — это было для Ивана Петровича непреложным законом. Его рука никогда не оскудевала.
И, в конце концов, не столь важно, что, когда надо было одарить Кузьму Федоровича и других сослуживцев, он опускал свою добрую руку в государственный карман, а когда радовал домашних, — в свой собственный.
Можно только сказать, что и в первом и во втором случаях Иван Петрович дарил от души.
Пришлась ли эта его доброта по душе ангелам без крыльев, навестившим директора треста, сказать не можем. Но облако, как ему, впрочем, и полагается, куда-то уплыло. Может быть, и не так далеко, может быть, в ближайший детский садик, где по нему порхают настоящие ангелочки — трех- и четырехлетние карапузы…
ИЗ САТИРИЧЕСКОГО ЦИКЛА «ХОРОШИЕ ЛЮДИ»
Чувство локтя
Встречаясь, они часто рассуждали об одном и том же волнующем их предмете.
— Ох и хороши же у тебя яблоки! — говорил Иван Кузьмич.
— Да уж, во всей округе таких не найдешь, — отвечал Кузьма Иванович. — Отведай хоть вот это яблочко, сосед. «Розовое превосходное» называется. Сорт Петрова.
И протягивал через забор почти полукилограммовый плод. Иван Кузьмич яростно надкусывал яблоко и уходил к своим клубничным грядкам.
Яблоки были предметом гордости Кузьмы Ивановича. И предметом зависти Ивана Кузьмича.
Иван Кузьмич не посадил на своем садовом участке ни яблонь, ни груш, ни вишен, промышляя исключительно клубникой, малиной и «нежинскими» огурцами. И тем не менее проявлял живой интерес к садоводству. Он старательно штудировал памятки садовода, проявляя особенное внимание к разделу «Болезни и вредители деревьев семечковых пород». И нашел то, что искал.
Путешествуя окрест в рассуждении о коровяке для своих ягодных грядок, он набрел на выброшенные каким-то садоводом яблоки, пораженные паршой.
Иван Кузьмич собрал их в свою тележку и, привезя домой, аккуратно разложил по границе участка своего соседа. Ветер и птицы доделали остальное.
Следующей осенью встреча была уже несколько иной.
— Ох и хороши же у тебя яблоки! — сказал Иван Кузьмич.
— Хороши были, да сплыли, — с грустью отвечал Кузьма Иванович. — Парша загубила мои яблоки.
И протягивал через забор сморщенное яблоко, усеянное безобразными белыми наростами.
— Плохо твое дело, сосед, — сочувствовал Иван Кузьмич. — Руби свое «розовое превосходное», пока зараза на другие участки не перекинулась. Ведь иных, более радикальных средств наука пока не придумала.
Это была сущая правда. И очень дельный совет. Который
Кузьма Иванович вырубил сад, перекопал участок и начал свое садоводческое дело с нулевой отметки.
Таков был благотворный результат добрососедства, которое иногда еще именуют чувством локтя.
Руки друзей
Они сидели на скамейке и неторопливо беседовали.
— Какую ношу взвалил на себя человек! — сказал Верзила.
— Можно сказать, не ношу, а хомут! — добавил Середнячок.
— Кошмар! — резюмировал Коротышка.
На противоположной стороне сквера, где сидели собеседники, в открытом настежь индивидуальном гараже возился у автомобиля какой-то человек.
— Он из-за этой машины выкладывался… как раб, — снова начал разговор Верзила.
— Хуже, — возразил Середнячок. — Раб не волен распоряжаться собственной судьбой, а этот добровольно обрек себя на каторжный труд, чтобы купить «Москвич».
— А вы видели их сына, когда он возвращается из школы? — спросил Коротышка. — Его качает из стороны в сторону, будто былинку. Я уверен, они не дают ребенку ни копейки для школьного буфета, чтобы выкроить два-три рубля в неделю на бензин и смазочное масло.
Приятели тяжело вздохнули, а по дряблым щекам Коротышки даже сбежала крупная слеза.
— Если ему не помочь, то из-за этой своей страсти он совсем изведется, бедняга! — подвел итог Верзила. — А ведь на заводе его считают талантливым инженером.
Тем временем инженер поставил бездействовавший всю зиму «Москвич» на колеса, накачал баллоны, заправил бак бензином, смазал все узлы, залил водой радиатор и запустил мотор на холостых оборотах. Мотор работал отлично. Инженер поставил в багажник запасную канистру с горючим, запрятал туда же брезентовый чехол, запер гараж и неторопливо зашагал к дому.
Когда он скрылся за корпусами современных высотных зданий, Верзила, Середнячок и Коротышка приблизились к гаражу.
— Придется брать сверху, — сказал Верзила. Он подставил плечи Коротышке, тот проворно взобрался на крышу гаража и ломиком проделал в ней отверстие.
— Готово! — вскоре раздался его голос.
Теперь на крышу поднялся и Верзила. Они с Коротышкой спустились в гараж и вдвоем изнутри сняли двери гаража с петель. В «Москвиче» нашелся электрический фонарик, и при его неярком свете машина была быстро подготовлена к тому, чтобы совершить прыжок в ночь. Руки троих работали проворно и уверенно, потому что это были руки друзей.
Они выехали с потушенными фарами и уже через два часа оказались за пределами Московской области, навсегда избавив инженера от изнурительных хлопот, связанных с автолюбительством.
Не затуманенные слезами глаза Коротышки сияли: он от души радовался счастью, неожиданно свалившемуся на голову бывшего владельца «Москвича»…
Сила сочувствия
Занемог Петр Никифорович Никифоров, занедужил. Лежит в кровати, глотает таблетки и скучает. Но, к счастью, рядом с кроватью на столике — телефон.