В золотых чертогах Валгаллы
Шрифт:
А она подвигается в сторону, кивая. Что он, дурак, что ли, чтобы отказываться? Садится рядом, так головокружительно близко к ней. Бокал ей отдать, пока не расплескал. Руки дрожат какого-то черта.
– Глеб, я же за рулем…
И пофиг! Выпей и останься у меня! Как бы он хотел иметь право сказать ей это… Вместо этого:
– Чуть-чуть. Не страшно. Можно же… за встречу.
Отпивают. Она – глоток, он – залпом, как водку. Коньяк не больно обжигает желудок,
Она поднимает взгляд, до этого момента старательно упертый в дно бокала в руках. И он ловит этот взгляд. И уже не может отпустить его. Тонет в этих прозрачных светло-голубых родных… Какого черта!
В одно движение руки сметает в сторону столик, падает на колени перед ней, лицом в тонкую юбку. Тогда это надо было делать, тогда надо было на колени вставать и прощения просить, вымаливать, тогда! А сейчас он просто прижимается к ее острым коленкам лицом. И никакая сила не сможет его заставить оторваться от них.
Пальцы легко касаются его волос. Потом, осмелев, привычным и незабытым движением – ото лба к макушке. Смотрит завороженно, как жесткие «рыжики» упрямо возвращаются на место. И имя его, как заклинание, как молитву:
– Глеб… Глеб… Глебушка…
Глеб поднимает голову. Он стоит на коленях, она сидит на диване. Но лица – близко, рядом. Обхватывает ее лицо руками, большими пальцами ловит слезинки. Говорить не может. Только притянуть к себе и – поцеловать.
А она – руками за большую широченную спину. Губы его твердые на ее губах. И щетина. Колючая. Родная.
У него дрожат руки. У нее – губы. Но он все равно держит ее дрожащими пальцами за локти, боясь отпустить. И, боясь упустить, торопится сказать, пока еще видит в ее глазах отблеск тех самых, давнишних, чувств:
– Юленька, прости меня…
– Не надо…
– Надо. Прости меня. Пожалуйста.
– Давно уже, – рукой гладит колючую щеку.
Его судорожной вздох в ее прижатые к его лицу ладони.
– Юля… Как же мы так?..
Всхлипывает.
– Не знаю.
Он не выдерживает, снова со стоном – ей в губы. И шепчет вперемежку с поцелуями и ее слезами:
– Не плачь… Не надо… Какая разница… Это уже не важно…
Она эхом, неловко и тоже дрожащими пальцами расстегивая первую пуговицу на его рубашке:
– Не важно…
А что важно? Вдохами, выдохами:
– Люблю тебя.
– Люблю тебя.
Постигает ее медленно, сантиметр за сантиметром, вспоминая, какая она – узенькая,
– Быстрее! – стонет она на выдохе.
– Юленька… – ответным стоном. – Маленькая моя… Я боюсь… сделать тебе больно.
– Не бойся…
Она хочет его – внутри, совсем, полностью, до боли. Пусть. Выгибается навстречу. А он что? Он же не железный, он живой. И он подается ей навстречу. Оказываясь внутри, совсем, полностью. А вот боли нет. Только сладость обладания и единения.
– Даш, привет.
– Так, Глабадий, если вопрос срочный, то биссстро, отшень биссстро. В операционную бегу.
Дашка в своем репертуаре… Даже не поздоровалась. Ну, если отшень биссстро…
– Мы беременны.
Неясный шум в трубку.
– Самойлов, твою мать! Чуть не упала!
– Ты сама просила биссстро.
– Как ты… Ты ж не женат, вроде?
– Женюсь, женюсь. Какие могут быть игрушки…
– Хм… Ну, если беременны – будет тебе игрушка… Через несколько месяцев.
Глеб довольно хохочет.
– Слушай, я тут уже до операционной дотопала. Ну ты даешь… Как зовут хоть счастливцу?
– Юля.
– Юля, значит… Глеб, я тебе перезвоню потом, ага? А то у меня уже женщина на столе лежит. И, знаешь, что?
– Что?
– Я за тебя рада. Очень.
– И я за себя очень рад.
Нажимает отбой.
– Все, Юль, у тебя есть самый лучший на свете доктор.
– Есть, – утыкается ему губами в шею. – У меня есть самый лучший на свете доктор.
Глеб счастливо смеется.
– Я не себя имел в виду, – обнимает ее, теплую, нагую, прижимает к себе крепче.
– Ты, правда… рад?
– Я люблю тебя, дурочка.
– Я не дурочка. Я заместитель директор банка!
– Ты дурочка. И я дурак. Но у нас получилось… Вовремя спохватиться.
– Правда. Получилось, – она прижимается к нему еще плотнее.
– Юль… – шепчет ей в висок: – Давай сына Николаем назовем. В честь деда.
– А если девочка?..
– Ну… – Глеб начинает медленно целовать, двигаясь от виска к губам, – непросто будет девочке с таким именем.
Ловит губами ее тихий смех.
У них получилось. Все.
МоралитЭ.
Бывают обстоятельства. Бывает невзаимность. Бывает быт. Непонимание. Деньги. Работа. Обязательства. Гордость. Конфликты. Усталость. Все бывает.
Но одно прошу, умоляю, заклинаю помнить.
Не отрекаются, любя.