В золотых чертогах Валгаллы
Шрифт:
– Что ты подумал?
– Не знаю, бл*дь! Подумал, что нужно купить! Именно эти фьючерсы.
– Ты собака, Самойлов! Натуральная собака! Рыжая! Все понимаешь, а сказать не можешь! Ну, что, поздравляю тебя…
– А что голос такой похоронный?
– Ты, падла, гений! Без всякого образования… Интуит хренов. Я завидую.
– Правда?
– Нет. На самом деле, я за тебя очень рад, Глеб. Если это то, что тебе действительно нужно.
Откуда он знает – нужно ему это или нет? В материальном плане – безусловно. И так – адреналина он
– Глеб, здравствуй!
Его тошнит уже от одного звука ее голоса. Выдыхает шумно, пытаясь справиться с собой. В конце концов, в первую очередь, виноват он сам. Взрослый мужик, понимал, что делал. Но слышать ее не хочет!
– Что тебе нужно?
– Глеб… – Оксана растеряна. Тот эпизод был, конечно, весьма неприятен, но уж столько времени прошло, пора бы и забыть… – Ты сердишься на меня, что ли? До сих пор? Из-за того?..
Он закрывает глаза. Кулаки сжать, разжать, несколько раз. Только бы не сорваться.
– Просто… скажи… что тебе нужно!
– Ну, знаешь ли! – не выдерживает она. – Хамить не надо! Что ты о себе возомнил? Сережка приезжает, собираемся встретиться группой, узким составом. Выпить, пообщаться. Не желаешь?
– Я твоим обществом сыт! По горло! Того раза хватило!
Бросает трубку. Почти сразу становится стыдно. Ну что он, в самом деле. Как ребенок. Разбил свою жизнь он самолично: мог все это тогда прекратить, сразу. А Оксана виновата лишь в том, что присутствовала при крушении его мечты. Но ему остро нужно кого-то еще ненавидеть. На его одного этой ненависти, жалости и презрения слишком много.
– Глеб Николаевич, за старшего в лавке остаешься. Я уезжаю. Симпозиум костоломов.
– Сергей Ильич, – привычно заныл Глеб, устраиваясь напротив стола заведующего отделением, – ну что сразу я? Вон Алексей Михайлович – он и старше, и опытней.
– Так! Объясни-ка мне, любезный! – Колесников-старший обошел стол и, подойдя к двери кабинета, щелкнул замком. Ничего хорошего такое начало разговора не сулило. – Ты у нас холостой? Холостой! Живешь с матерью, стало быть – накормлен, обстиран. Женской лаской не обделен, я не слепой. Куда тебе энергию девать, коню такому?
Глеб молчит, ошарашенный таким поворотом разговора. Потом собирается с мыслями и пытается снова высказать то, что пришло в голову.
– Ну, Алексей Михайлович во всей этой бюрократии всяко лучше меня разбирается…
– Может, и разбирается. Но не он же будущий заведующий травматологическим отделением.
Смысл сказанного до Глеба доходит не сразу. А потом – поток бессвязного:
– В смысле? Как? Когда? А кто?.. Я не понял…
– Все ты понял, – досадливо морщится Сергей Ильич, – не включай дурачка, все равно не верю.
– Я, правда, не понимаю…
– Глеб, то, что я тебе сейчас скажу, должно остаться между нами. Что-то
Самойлов медленно кивает в ответ. Ему категорически не нравится тон заведующего и общее направление беседы.
– У меня диагностировали деформирующий артроз кистей, – неожиданно, как обухом по голове. – Как сам понимаешь, оперировать мне с таким диагнозом нельзя. Да я и не могу уже. Не хочу рисковать. Сам, наверное, заметил, что я в операционной уже несколько месяцев не появляюсь.
Глеб мычит что-то неразборчиво. Занятый своими внебольничными делами, он как-то упустил из виду все, что не касалось его непосредственной работы в отделении. А ведь правда… Раньше он регулярно ассистировал старшему Колесникову – у него стоило учиться, хирург-травматолог от Бога.
Собирается наконец-то с мыслями.
– А это точно деформирующий артроз? Может, ревматоидный артрит?
– Не учи батьку детей делать! – рявкает заведующий. – Мне диагноз поставили специалисты в этом деле, не чета тебе!
– Извините…
– Да, ладно, ты тоже… извини меня. Я… Впрочем, не о том сейчас речь. Работать заведующим травм. отделением, не будучи при этом оперирующим хирургом – это не по мне. Неправильно. И… так тут обстоятельства сложились… Кадровые перестановки там наверху, слышал, наверное?
– Слышал.
– В общем, ухожу на административную работу. Мне предложили должность зам. главврача по лечебной части.
– Них**себе!! – непроизвольно вырывается у Глеба. Такое развитие событий в отделении не предполагал никто. Все были твердо уверены, что только-только отметивший пятидесятилетие талантливый врач и хороший организатор Сергей Ильич Колесников просуществует в должности заведующего отделением еще с десяток лет. Зачем что-то менять? От добра добра не ищут. И вот вам, пожалуйста…
– Самойлов, за базаром следи, – не зло осаживает Глеба заведующий.
– Извините, – в который раз повторяет тот.
– Так что, возвращаясь к нашим баранам – учись принимать дела.
– Да почему я?! – уже взвыл Глеб.
– Я так решил.
– А Алексей Михайлович?..
– Да что ты заладил – Алексей Михайлович, Алексей Михайлович… Он человек… консервативный… и медленно думающий… При нем тут болото будет.
– А при мне – фейерверк!
– Так, Самойлов, не вынуждай меня начинать петь тебе хвалебные оды!
– Я не…
– Глеб Николаевич! Ты врач хороший, сам же тебя всему учил. И человек ответственный. В голове у тебя порядок. А самое главное, знаешь, что?
– Что? – мрачно переспрашивает Глеб.
– Человек ты неравнодушный. За дело болеешь.
– Вот так всегда… Ни одно благое дело не должно остаться безнаказанным.
– Не ной! Раз до сих пор не ушел, значит, не можешь по-другому.
Глеб вздыхает. Колесников знает его как облупленного, не обманешь.
– Не могу.