Вадбольский 5
Шрифт:
— Всё равно прислуга, — отрезал я. — Думаете, я не видел, как великая княжна Александра разговаривает с телохранителями отца?
Он малость отступил в напоре, но я чувствовал, как поспешно ищет другие варианты давления, наконец, ничего не найдя, сказал резко:
— А если этого требуют интересы Империи?
Я ответил так же железобетонно:
— А они не требуют. Для великого князя это любимая дочка, но для остальных лишь избалованная девчонка, уж простите за мой французский, но нас никто не слышит. Она не великий учёный, не экономист мировой величины, даже не фельдмаршал.
Он вроде стал выше ростом и громаднее, или же просто взъерошил перья, голос его прозвучал подобно грому перед грозой:
— А если этого потребует лично император?
— Всё равно, — отрезал я. — Что, бросите в каземат? Отправите в Сибирь?.. Хорош телохранитель из-под палки!.. Да я её сам удавлю и скажу, что недоглядел, народовольцы такие хитрые-е-е, а глава охраны некий Ренненкампф вообще мышей не ловит…
Он чуть наклонил голову, рассматривая меня исподлобья, как свирепый и могучий бык мелкого тореадора:
— У Империи есть много способов добиваться своего.
Я чувствовал, что меня начинает потряхивать нервное напряжение, руки дрожат, вот-вот и голос даст петуха.
— Вы правы, — проговорил я сдавленным голосом, словно его костлявая рука уже сжимает моё горло. — Спасибо за предупреждение. Сегодня же переведу свои капиталы в Королевский банк в Англии. А на неделе и сам уеду на ближайшем корабле.
У него вышибло дух, а глаза стали как у старого омара, круглые и вытаращенные.
— Что? К врагам?
— У них лучшая финансовая система, — сообщил я. — Враг я или не враг, но деньги не сопрут. А там подумаю, остаться или переехать куда-нить к тёплому морю. Достало это дурное… правление, когда с человеком могут разговаривать вот так… Честь имею!
И хотя это демонстративно грубо, но теперь нужно именно так, я отвернулся и пошёл к выходу. Ренненкампф из тех, кто другого ответа просто не поймёт.
Вообще-то двигаюсь чётко и как бы уверенно, никто не видит, что всего трясёт от негодования, страха и ясно ощущаемого унижения. Мною пытаются командовать, ни имея на это никакого права, словно я тля дрожащая, и всё потому, что за мной ни могучего рода, ни высокого титула!
А как же тогда тем, у кого даже дворянства нет, кто крестьяне и рабочие, хотя сейчас рабочего класса ещё нет, только зарождается, пока что это те же крестьяне?
Да только за такое вот оправдаю революционную ответку, когда на гильотину только за то, что аристократы! Даже если сами не зверствовали, то за то, что пальцем не пошевелили, чтобы останавливать беззаконие. Господь, жги!.. А не жгёшь, так мы сами с твоего молчаливого согласия всю Россию подожгём. Если не восстанет из пепла обновлённой, то туда ей и дорога, все гнилые империи исчезли без следа.
Глава 14
Права Глориана насчёт того, что все важные дела решаются вот на таких светских приёмах. Для них созданы все условия, даже в кабинетах приготовлены чайники с горячим чаем и печенье на широких тарелках.
Подумать только, я за одно посещение успел и пообщаться с интересными людьми, что в будущем могут оказаться полезными, одни
Девчонка, понятно, дура. Родители понимают, что если император милостиво простил бунтовщиков и разрешил возвращаться в столицу и вообще в свои поместья, которые никто не отбирал, то им тем более не стоит вмешиваться. Так и спустили на тормозах, но её родич в пьяном угаре решил вызвать меня на дуэль да ещё наговорил непростительных слов, за что я, признаюсь, перегнул палку и сломал ему спину.
Это уже серьёзнее, такое мне не оставят. А так как род этот самый мстительный в Империи, и гордится своей недоброй славой, то меня ждут весьма серьёзные недобрости.
— Мата, — сказал я со вздохом, — теперь бди и ещё раз бди! Сейчас наши шкуры спасёт только сплошная бдя!
Шаляпин на этот раз ничего не прошаляпил, на следующие сутки прислал хорошую запись, сделанную через окно кабинета Иоганна Рейнгольда, главы Имперской безопасности.
Сам хозяин в мундире и с синей лентой через плечо явно устал, но государь император работает по шестнадцать часов в сутки, вот и приходится соответствовать… Сейчас он с тяжёлым вздохом отодвинул бумаги в сторону, потёр пальцами усталые глаза. Сведений о недовольных властью, что уже не просто ворчат, но и затевают нечто, всё больше, а тут ещё свои подчинённые из-за излишнего рвения глупят настолько, что и верных Отечеству могут толкнуть на их сторону.
— Пётр, — позвал он негромко, однако дверь сразу же приоткрылась, неслышно вошёл рослый лакей в расписной ливрее, спокойный и с ничего не выражающим лицом, в руках тонкая папка в переплёте из дорогого сафьяна, — что по вчерашнему приёму у княжны Глорианы?
Лакей чуть склонил голову.
— Отчёт суммировали, свели в единый документ.
— Давай, — велел Рейнгольд. — Что-то у меня дурное предчувствие. Ты прочёл?
— Да, ваша светлость.
— Говори, — велел Рейнгольд. — Глаза устали, потом прочту.
— Приём прошёл на высоком уровне, — сообщил лакей. — Всё строго и чинно, как любит его величество. Князья Голосовкер и Гольский обсуждали действия Англии на море, граф Фронтингем договорился с графом Дракком о продаже зерна, князь Кушверский проявил интерес к молодому барону Вадбольскому, который недавно получил орден из рук императора…
— О чём говорили?
— Насколько удалось понять, князь интересовался отношением барона к Аскетам.
Рейнгольд повернул к нему голову, глаза блеснули.
— И что барон?
— Выразил интерес, — сообщил слуга. — Похоже, всё-таки придёт в их гавань.
— Прекрасно! Что ещё?
— Барон Вадбольский, похоже, сумел отговорить своих суфражисток от походов в Щели.
Рейнгольд с шумом выдохнул воздух.
— Наконец-то! Чем бы они ни занялись, это будет лучше, чем с мечами в руках идти на чудовищ. Что ещё?
— К Вадбольскому подходила княгиня Штальбаум, отводила в сторону для приватного разговора. Подслушать не удалось, но есть мнение, что уговаривала заняться её омоложением. Да, поговаривают, что он может, хотя это очень дорого, хлопотно и рискованно.