Вадбольский 5
Шрифт:
Мы привычно считаем, что по любви не может жениться ни один, ни один король, но это касается всех аристократов. Сын князя не может жениться даже на графине, разве что он из крайне захудалой ветви рода, а она из богатейшей и влиятельной, в её наследстве шахты и пароходы. Но если княжич возжелает взять в жёны простую дворянку или — упаси, Господи! — простолюдинку, то прочь из высшего общества, меняй фамилию и держись подальше от приличного общества.
Княжны меня не замечают с высоты своего величия, суфражистки не в счёт, они ж ненормальные.
Да, раздолье, но, увы, мне даже эти дворянские барышни не по карману. Платить-то приходится не только деньгами, но и временем, усилиями, постоянным вниманием к женским прихотям, а они должны быть обязательно, иначе что за дворянка, где же её трепетность, капризы и непостоянство натуры?
Нет, я человек крайне бедный, жалко потраченного времени и усилий на чёрт-те что. Когда на ходу и не снимая лыж позанимаюсь забавами ниже пояса с простолюдинкой, за мной не будет бегать её родня с требованием жениться, девица же опорочена, женись, а то убьём, а для меня понятно: если товар везде одинаков, как уже говорил, зачем платить больше?
Не знаю как и откуда, но я ощутил мощь, когда распахнулась дверь и в зал вошел крупный, но идеально сложенный мужчина в строгом костюме без всяких звёзд и орденов на груди. Другие наверняка не ощутят, но я со своей аугментацией чувствую даже усиление рентгеновского излучения звезды Второго Бернарда, так что мощь, которую внёс с собой этот человек, вошла как грозная давящая сила, словно танковая колонна на ударном марше.
Я поднялся, изучая его взглядом, он замедлил шаг, тоже всматриваясь в меня с живейшим интересом.
— Барон Вадбольский? — произнёс он сильным звучным голосом, вполне таким отправлять войска на битву. — Вы не пошли на контакт, как мы ожидали, пришлось воспользоваться такими вот местами. Я князь Клинский, Роланд Рогволодович.
К счастью, кресла и диванчики под стенами расставлены очень удобно, я с неловкостью пригласил его присесть, если он изволит, он опустился в кресло легко и свободно, двигаясь, как молодой и свирепый носорог, кто не видел их на воле, не поверит, с какой скоростью, точностью и грацией они могут перемещаться и наносить удары.
— Спасибо, — ответил я осторожно, сел напротив на диван, — со стороны, может, и так, но вообще-то я чувствую себя вполне обычно…
— Вы просто привыкли к необычности, — заверил он. — Но для других то, что творите вы, абсолютно не по силам. Одна ваша фабрика по производству винтовок чего стоит!
— По силам, — возразил я, — если не слишком тонуть в пьянках, драках, борделях, балах, салонных вечерах… тогда и силы найдутся, и время отыщется!
Он засмеялся, покачал головой.
— Вам резонно скажут, что за жизнь без пьянок, застолий и женщин свободного нрава!..
—
— Я тоже, — ответил он неожиданно. — Но это лишь значит, что знаем радости выше. Остальному народу они неведомы, потому и пьют. Я знаю, вам предлагали присоединиться Аскеты.
Я насторожился, взглянул очень внимательно.
— А это к чему?
— У нас их четверо, — сообщил он с удовольствием. — Это немного на весь наш огромный и могучий Род, но у других родов и одного нет!.. Не говорит ли это, что у нас с вами много общего?
— У всех людей на свете много общего, — ответил я, — но вот почему-то не хотят жить одной дружной семьёй.
Он улыбнулся.
— Верно. Сам думал, почему не? А вы как полагаете?
Я сказал с неуверенностью:
— Многовато нас окажется в единой на весь мир империи добра и света. Регионы передерутся. Где-то зима теплее, где-то рыба толще, разве не повод? Это называется борьбой за справедливость.
— Гм… А как, по-вашему, можно удержать всех в царстве добра и справедливости?
Я пожал плечами.
— Держать всех под властью сильнейшего мага. Чтобы никто и пикнуть насчёт нехорошести не посмел. Но сомневаюсь, что найдётся маг, способный удержать под ментальной властью миллиард человек!
Он хмыкнул.
— Хорошо, если удержит двух-трёх. Не миллиардов, а человеков. Но толку?.. Значит, нужны винтовки. Ваши, магазинные, скорострельные, надёжные. Мы готовы к самому широкому спектру сотрудничества. Можем войти в состав акционеров, можем финансировать расширение и поглощение конкурентов…
Я покачал головой.
— Не пойдёт, уж простите за прямоту. Вы ведь представляете Англию?
Он широко улыбался.
— Вы что-то имеете против страны Шекспира, Диккенса, Скотта, Дарвина, Пристли, Байрона…?
— Управляют Англией не они, — возразил я, — хотя, соглашусь, миром в некоторой степени эти ребята управляют, да, лучше, чем «наше всё».
Он спросил живо:
— Тогда кто? Россия?
Я с сожалением покачал головой.
— Нет, Россия не годится. У нас только два союзника, а у них неважная репутация. Вообще, мы пока не доросли до мировой империи. У нас даже телеграфной связи нет со всеми странами!.. Да что там со всеми, даже с европейскими. Так что пока будем взращиваться по окраинам, а потом как-то сторгуемся в единую мировую империю добра и света.
Он посмотрел с интересом.
— Россию отодвигаете на задний план, но и Англию не хотите?.. Странное решение. И не очень патриотичное. Но это не отменяет моего предложения о сотрудничестве. Мы очень могучий Род… и можем сделать очень многое!
Да ещё с Англией за спиной, добавил я молча, а вслух сказал с ясной улыбкой:
— Да, конечно, я рад сотрудничеству! Россия должна сотрудничать, а мундир жандарма Европы лучше пусть повисит в шкафу.
Он сказал я одобрением:
— Золотые слова! И вообще, лучше, если мундиры всех военных повисят в шкафу.