Валдар Много-раз-рожденный. Семь эпох жизни
Шрифт:
— Это твое право, Бренда, поскольку Хрольф получил свою смерть, говоря за тебя. Что скажешь? — спросил ярл Ивар.
— Стой! — прежде чем она успела ответить, крикнул молодой Ивар, пробираясь сквозь толпу ко мне. — Я требую его жизни, потому что он спас мою, как вы все знаете, когда сарацины сбили меня с ног. Если он умрет, клянусь славой Одина, что последую за ним в Валгаллу, потому что никогда еще не обнажал меча более храбрый человек, чем он, христианин или нет!
— Валькирии еще не пришли за ним, брат Ивар, — ответила Бренда
Тогда они отодвинули стол от ее кресла, подтащили меня к ней и хотели поставить меня перед ней на колени, но она возразила:
— Нет, нет, не надо. Сумасшедший или в здравом уме, но он мужчина, так что пусть стоит как мужчина.
Они позволили мне встать, удерживая меня по бокам, и мы снова оказались лицом к лицу, она — холодная, спокойная и величественная, а я — красный от гнева и стыда. Моя кровь кипела, и каждый мускул в моем теле дрожал от ярости.
— Ну, Валдар, метко названный «Крепкая рука», что скажешь? Пойдешь ли ты к Камню жертвоприношения заплатить за кровную вину, или признаешь себя моим рабом и понесешь другое наказание, которое я наложу на тебя?
Если бы на ее губах была хотя бы слабая улыбка или в ее голосе звучала легкая нотка доброты, я бы преклонил перед ней колени и отдался на ее милость или на ее каприз; но она смотрела на меня, как царица на раба, и голос ее был столь же безжалостен, сколь ласков и чист, и по мере того, как я слушал, яростное пламя в моем сердце разгорелось жарче, чем когда-либо, и я сказал:
— Даже если бы узы твои были из шелка и золота, а служение тебе — самое сладкое рабство, какое может выпасть на долю мужчины, все же они никогда не заставят меня служить тебе. Забери свои узы, ведь тебе понадобятся более крепкие, чем эти, чтобы связать Валдара!
И с этими словами я почувствовал, как вся сила моего тела перетекла в руки, и одним могучим рывком разорвал веревку, которой они связали мои запястья, схватил за волосы тех двоих, что держали меня, и стукнул их черепами друг об друга так, что они упали на пол оглушенные.
Я швырнул обрывки веревки к ногам Бренды и уже наполовину вытащил меч из ножен, чтобы продать свою жизнь как можно дороже, когда на лице Бренды произошла быстрая чудесная перемена. Я увидел, что душа, которая знала меня раньше, проснулась и смотрит на меня из ее тающих глаз.
За моей спиной раздался хриплый рев ярости и топот множества ног, но не успел я обернуться, как Бренда вскочила на ноги и, раскинув руки, закричала точно таким же голосом, какой звенел из уст Илмы в том старом зале в Армене:
— Нет, нет, отойдите все! Он мой человек, и я требую его. Вы отдали его мне за его странности, и я воспользуюсь своим правом.
— А я убью первого, кто поднимет руку на моего гостя! — крикнул ярл Ивар, выхватывая меч и поворачиваясь ко мне спиной, а я молча
— Убери меч, Валдар, и протяни свои сильные руки, чтобы я могла их видеть, — приказала она с такой милой улыбкой на прелестных губах и таким веселым блеском в глазах, что я повиновался, как ребенок, и протянул к ней руки, сложив ладонями вверх. Движением руки, таким быстрым, что мои изумленные глаза едва могли уследить за ним, она сняла с головы длинный блестящий золотистый волос, тоньше самого тонкого шелка, и трижды обвила ими мои запястья.
— А теперь, Валдар Сильный, покажи, как ты разорвешь волосок, как разорвал веревки!
Я бросил только один взгляд на ее милое смеющееся лицо, опустился перед ней на колени и поднял сложенные руки над головой:
— Нет, я не могу, потому что ты отняла у меня волю. Я твой раб, Бренда, и эти сладкие узы будут держать меня крепче, чем оковы из кованой стали, и развязать их можно только твоими нежными руками.
— Тогда я сейчас освобожу тебя, — сказала она, — потому что такие руки выглядят не лучшим образом в узах, какими бы легкими они ни были. Всё, теперь ты свободен!
И легким, едва ощутимым прикосновением она сняла тонкую золотистую нить с моих запястий. Но прежде чем она успела отнять руки, я поймал их. Все еще стоя на коленях, я прижал их, не сопротивлявшиеся, к губам и вновь взглянул на нее:
— Нет, не свободен, Бренда, потому что я никогда не смогу быть снова свободен, пока память о тебе и твоей милости не исчезнет из моего сердца. Я твой человек, как ты сказала, и буду им до тех пор, пока смерть снова не разлучит нас, так что возложи на меня свои повеления и дай мне вкусить сладость служения тебе.
— Тогда встань, Валдар, — сказала она, еще раз резко изменив голос и движения, — встань и скажи всем здесь еще раз, что «Сага о Валдаре» истинна, что ты — тот, кто по воле Вечного, который выше всех богов, о которых грезили люди, пришел сюда из других веков, чтобы принести нам его величайшую истину, и что я — та, кого ты держал за руку в других странах и веках, ибо душа, пробудившаяся во мне от твоих слов, теперь говорит моими устами, и тот, кто говорит, что слова эти неправдивы, с тем же дыханием назовет меня лгуньей.
— А тот, кто это сделает, — воскликнул я, выхватывая свой клинок и поворачиваясь к ним лицом, — пусть встанет посреди зала, чтобы я мог доказать на нем правдивость твоих слов!
На какое-то время воцарилась тишина. Все они стояли большим, тесным полукругом по обе стороны стола, уставившись на нас и онемев от увиденного. Затем в толпе раздался рев, похожий на мычание дикого быка, и берсеркер Хуфр, который был кровным братом Хрольфа и претендовал на право крови на меня, вскочил на стол, пинком сбросил на пол сосуды с питьем и начал прыгать, и плясать, и размахивать большим обнаженным мечом над головой, крича с пеной у рта.