Валентина
Шрифт:
– Спасибо, – прошептала Розалан, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Я буду осторожнее.
Она подумала, Ахмар сейчас уйдет, но он продолжал стоять, глядя на нее сверху вниз. Розалан подняла глаза и увидела на его лице печать невыразимой боли. Ее сердце сжалось от волнения. Неожиданно сильные руки обвились вокруг ее стана и прижали к крепкой груди. Заглянув в его глаза, Розалан различила такие же слезы, что блестели в ее собственных глазах. Не говоря ни слова, Ахмар опустил голову и прижался к животу, где уже начинал биться
– Розалан, я люблю твое дитя, – прошептал он сдержанно и твердо.
Бедуинка нежно коснулась темноволосой головы и теснее прижалась к возлюбленному. Сердце у нее радостно забилось. Сейчас она не сомневалась в искренности слов этого человека. Он любит ее, полюбит и дитя, и не будет ему счастья в жизни без них обоих.
Ахмар поднял голову, радуясь, что наконец-то любимая поверила ему. Губы Розалан прильнули к его рту, их слезы смешались. Ахмар прошептал ей на ухо:
– Я думал, ребенок – только повод, чтобы прогнать меня, и опасался, что ты решила: я всего лишь наполовину мужчина, раз не могу зачать дитя.
– Чшшш, Ахмар! – произнесла Розалан. – Без твоей любви я всего лишь наполовину женщина, – она заставила возлюбленного замолчать, вновь коснувшись его губ своими губами.
Словно радость вернулась в мир, они увидели друг друга смеющимися и плачущими одновременно.
– Хватит разговоров! – решительно заявил Ахмар, поднимая любимую на руки.
– Сумасшедший! Куда ты меня несешь? – спросила Розалан, крепко обвивая руками его за шею и прижимаясь лицом к мокрой от слез щеке.
– В мою комнату, разумеется, где мы с тобой окажемся одни и сможем любить друг друга и воображать, будто сегодня день зачатия нашего ребенка.
В ответ Розалан поцеловала Ахмара. Она словно вновь обрела радость и смысл жизни.
Мохаб внимательно следил за Хомедом и женщиной по имени Дагни. Он наблюдал за ними, когда они прогуливались по коридорам, и стоял у дверей, когда они ели или занимались любовью. Где бы они ни были, там оказывался и он. Старик мало спал и ничего не ел. На изможденном лице застыло мрачное выражение. Он ни с кем не разговаривал, даже с Валентиной, только глаза оставались живыми и полными ненависти.
Однажды, стоя у дверей покоев Хомеда, Мохаб услышал два невнятных голоса и про себя улыбнулся: Дагни пеняла Хомеду, что тот позволяет Валентине править Напуром. Она настаивала, что трон принадлежит ему, так как эмир мертв. Когда же Хомед потребовал доказательств, он в ответ ничего не услышал, кроме сомнительных подозрений.
– Требуй встречи с отцом и не отступай от своего, – настаивала Дагни. – Мы вдвоем станем править Напуром. Помни, ты обещал мне это!
– Мне нужны неопровержимые доказательства! А что я могу сделать, когда за мной наблюдают денно и нощно? Меня сюда не приглашали! Отец отказывается со мной встречаться. Что ты от меня хочешь? Надавить на отца? А если он жив,
– Но нужно же сделать что-нибудь! Покинь дворец, найми головорезов и вернись с ними! Пообещай им золота в обмен на преданность, и они сделают все, что прикажешь!
– На словах у тебя все гладко получается! – возразил Хомед. – А как, по-твоему, мне уехать из дворца? Этот здоровяк Ахмар перережет глотку любому, кто не так глянет на него хоть краем глаза.
– Есть способ и Ахмара усмирить! Я позабочусь об этом.
– Надеешься на свои чары? – хохотнул Хомед.
– Надеюсь, – коротко ответила ему Дагни.
– А как ты перехитришь старого Мохаба? Он повсюду следует за нами тенью!
– Не догадываешься – как? Ты мужчина! Почему я должна все брать на себя?
– Но ведь это ты послала мне сообщение, решив, что мой отец мертв. Ты убедила меня, что пора завладевать троном.
– Скоро настанет день, когда мы убьем старика, и через подземный ход ты выберешься из дворца.
Мохаб хмуро слушал. Они говорили чуть громче, чем следовало, словно хотели, чтобы он слышал, о чем они говорят.
Пока старик подслушивал под дверью Хомеда, Валентина высказывала подруге свою тревогу по поводу состояния его здоровья.
– Последнее время Мохаб не слушает, что я ему говорю. Его глаза смотрят так, словно меня и нет перед ним. Боюсь, разум покидает старика, а я чувствую себя такой беспомощной! Я поступила глупо, разрешив Хомеду остаться во дворце на два дня. Мы вынуждены держать его, как пленника. Даже я, при всей своей неопытности, понимаю: если он уедет, то вернется с бандой головорезов.
– Хомеда надо устранить, – спокойно произнесла Розалан. – И Дагни тоже! Старик был счастлив, пока не вернулся Хомед и не начал плести вместе с Дагни сети заговора.
– Розалан, ты же знаешь, я никогда не соглашусь убить сына эмира, невзирая на то, как я к нему отношусь! Я просто не смогу это сделать!
– А тебе и не придется ничего делать! Другие люди охотно возьмут это на себя.
Валентина вздохнула.
– Нет, Розалан, это почти одно и то же. Смерть Хомеда тяжестью ответственности ляжет на мои плечи. Я не могу допустить убийство! Но что же нам сделать для Мохаба? Как облегчить его ношу?
Розалан настаивала:
– Но Хомед с Дагни наверняка замышляют нас погубить и, возможно, прямо сейчас, в эту самую минуту! И если они желают нам смерти, почему же не умертвить их? Не понимаю я тебя! Эти двое – как блохи в шерсти собаки! Кому они нужны? Никому! – сама ответила бедуинка на свой вопрос. – Нет от них никакой пользы, и следует избавиться от этих людей как можно скорее!
– Не хочу больше что-либо слышать об убийствах! – твердо заявила Валентина. – Сейчас Хомед с Дагни под охраной и потому не опасны. Оставь меня, Розалан! Я должна подумать, как же нам помочь Мохабу.