Валерий Синюха ищет ассистента
Шрифт:
Я тысячи раз наблюдал за собой со стороны. Не так, как это делали другие. Я сто раз говорил себе, что ничем себя не выдаю, но это было не так. В какие-то моменты мое лицо перекашивалось, как при парезе, иногда, как у погруженного в самосозерцание, кровь приливала к шее и щекам. Но чаще всего меня охватывала мелкая дрожь, словно на меня замыкали высокоамперный источник электрического тока. Хотя, глядя со стороны, можно было подумать, что я неловко задремал.
Сиднев продолжал вслух размышлять о вероятном источнике
– Этот парень уже четвертые сутки ходит за мной хвостом и, кажется, не спал ни минуты, – шепнул я Сидневу. – Хотя это не его заслуга. Они себя так нещадно пичкают стимуляторами, что начинают казаться гениальными, пока не превращаются в круглосуточные генераторы бреда.
– У молодежи почти нулевая мотивация. Они вынуждены что-то с собой делать. Я знаю это по своему сыну, – возразил профессор.
– А у меня на глазах подрастает новое поколение бесполезных физиков, – меланхолично заметил я. – Ходят и говорят как под действием деполяризаторов. Хотя я не сказал бы, что они медлительные: когда на них находит, они носятся, как лошади.
Сиднев бесцеремонно растолкал Колю и громко сказал, дыша ему в лицо перегаром, так что пробудившийся школьник зажмурился:
– Эй, «Ц» -класс, подъем! Или мы поможем найти человеку его ассистента, или нам всем конец.
Иногда мне становилось ясно, как все серьезно. Эта мысль пронзала меня. Но обычно я не задумывался, к чему все идет. Хотя общий итог был ясен, я уже настолько свыкся с неизбежным, что перестал верить в его реальное приближение и ощущал себя туристом в шортах и шлепанцах, чей отпуск только начинается. Даже когда был хмур и сосредоточен, я думал о какой-то ерунде. И когда чему-то позволял быть или нет, внутри ничего не екало. Потому что конца-краю не было видно этой драме. И сколько еще десятков лет я должен был ворошить эти угли?
Возможно, для кого-то бездна и была плодотворна. А для меня она была домом родным, поэтому моя мотивация обычно равнялась нулю. Ничто не способно было заставить меня исполнять предначертанное, даже шевеление головоногого моллюска у меня в груди, обещающее скорое и полное забвение волнового всплеска, которым я был.
***
– Что же мы сидим? Надо немедленно ехать к Макушеву! Он принимает в любое время! – вдруг возбужденно объявил Сиднев. – В самом наихудшем случае дорога к нему займет часа три.
Мы вышли под ледяной дождь и завладели ближайшей свободной колесницей. Едва держащийся на ногах профессор занял место пилота, потянул стартер, обнял штурвал и уставился немигающим взглядом на дорожный указатель, засветившийся у нас над головами, его веки подрагивали в такт вспышкам автопилота. Только теперь я заметил, что он был не просто пьян, а измотан многодневным возлиянием.
Мы мало-помалу набрали скорость, близкую к предельной. Движение обозначалось бегущими по потолку салона световыми полосками. Через несколько минут полоски замелькали с едва воспринимаемой глазом частотой. Впрочем, при сбросе скорости мелькание на потолке исчезло и голубоватое свечение обозначило подключение усыпляющего круиз-контроля.
– Я знаю, что случилось с вашей сестрой, – вдруг с нажимом проговорил Сиднев.
– В моем деле и об этом написано? Все, кто имел отношение к нашей семье, это знают. Она сбежала из дома и решила больше не возвращаться.
– Я говорю о причине ее бегства, – уточнил профессор.
– Причину я знаю: она заигралась в прятки. Я никому не рассказывал про этот ее фокус, когда она исчезала. Этого точно нет в архивах. Ее умение прятаться было невероятным. Я думаю, она готовилась к тому, что ей придется скрываться ни один год, а может, и всю жизнь. Но в прятки она всегда играла не по правилам.
– Зато с Мухиным она охотно поделилась своим секретом, – сообщил Сиднев небрежно.
– Моя сестра с Мухиным? Вы же говорили, что вам так и не удалось выйти на его след, – яростно прошептал я.
– Филипп везде оставляет какие-то автографы вроде хлебных крошек. В этот раз он оставил ситуативный отчет с опросом. Я искал совсем другое и прочитывал эти сообщения не очень внимательно и только задним числом сопоставил одно из интервью с информацией о вашем отце.
– То есть она оказалась среди этих случайных источников?
– Не случайных. Она активно участвовала в вашей ситуативной околесице. Судя по индексу, она дала за три года не менее двухсот интервью по разнообразным поводам. У меня нет доступа к архиву, но, не сомневаюсь, для вашей семейной истории в этих сообщениях нашлось место.
– А покажете мне этот материал?
– Конечно, – подтвердил он и добавил: – Только вначале переговорим с Макушевым, чтобы у нас была полная картина.
Я покосился на Сиднева и переспросил:
– Вначале переговорим с Макушевым? Он здесь при чем? Я просто хотел полистать опрос и кое-что уточнить для себя. Вы думаете, я все брошу и отправлюсь на поиски сестры? О чем мне с ней говорить, раз за столько лет не дала о себе знать? Да и вряд ли наша встреча что-нибудь изменила бы.
Кажется, Сиднев вздохнул с облегчением, но сказал:
– А я бы на вашем месте с ума бы сошел, если бы у меня появился хотя бы один шанс снова увидеть потерянного близкого человека. Ваши близкие – ключ ко всему, а вы и подавно – отмычка. Вся история с вашим отцом и сестра, которая столько лет скрывается, – это ведь не какая-то головоломка, это объясняет, почему у вас возникли все эти затруднения.
Конец ознакомительного фрагмента.