Валет мечей

Лейбер Фриц Ройтер

– Госпожа, – ответил Фафхрд, – я не первый день знаю Мышелова. Не стоит недооценивать его изобретательность и хладнокровие в минуту опасности.

Глава 11

Стоя зажатый в тисках земли, точно погребенный заживо на островной манер, Мышелов ощутил комок в горле, который, как он чувствовал, становился все больше и плотнее, так что вскоре у него стало покалывать небо и заныло в груди. Легкие его напряглись так, что зазвенело в ушах. Ощущение удушья нарастало.

Он вспомнил, что в последний раз его легкие заполнялись воздухом еще при свете луны.

Мощным

усилием воли он поборол настойчивое желание сделать глубокий вдох, который, как он прекрасно понимал, наверняка стал бы для него последним, так как его рот и нос тут же заполнились бы грязью и пылью и он немедленно задохнулся бы. Вместо этого он принялся очень медленно (можно было бы сказать – в качестве эксперимента, если бы это не было абсолютно необходимо) выдыхать, сначала через нос, а потом и сквозь слегка приоткрытые уголки губ. При этом его язык непрестанно двигался, увлажняя поверхность губ и отталкивая от них мелкие частички земли, норовившие попасть ему в рот. Этот процесс напомнил ему общепринятую технику курения гашиша, когда через приоткрытые уголки губ в рот впускают тонкие струйки воздуха, чтобы разбавить густой дурманящий дым. («О, восхитительная свобода движений языка во рту! Как недооценивают ее люди», – подумал Мышелов.) Впитывая в себя драгоценные крупинки воздуха, сохранявшиеся между мельчайшими крупинками почвы даже на такой глубине, и старясь заглатывать при этом как можно меньше земли, Мышелов мрачно размышлял, что если его пребывание здесь затянется, то, может быть, он научится глотать землю вместо еды и через некоторое время начнет оставлять за собой след из земляных экскрементов.

Но тут комок в горле вновь настойчиво заявил о себе. Он выдохнул одну порцию воздуха (на это потребовалось порядочное количество времени, поскольку среда оказывала сопротивление) и медленно (запомни, медленно! – предостерег он сам себя) сделал второй вдох.

Повторив всю процедуру несколько раз, он решил, что при надлежащей тренировке, не тратя времени попусту, но и не спеша, он научится справляться как с приступами удушья, так и с желанием сделать хороший вдох.

В обозримом будущем все, что не имело отношения к дыханию, отодвигалось для Мышелова на второй – нет, даже на третий план.

Он повторил себе, что, как только процедура дыхания будет отработана и войдет в привычку, его голова освободится и он сможет обдумать свое нынешнее положение.

Но тут вставал вопрос, а захочется ли ему думать об этом, когда он получит такую возможность? Что он выиграет от этих размышлений?

По мере того как к Мышелову возвращалась способность воспринимать окружающее, он заметил, что сквозь его сомкнутые веки сочится какой-то красноватый свет – так бывает, когда, закрыв глаза, повернешь лицо к солнцу. Но ведь здесь нет даже луны, – напомнил он себе несколько вдохов спустя. (Тут он чуть было не всхлипнул, но "вовремя сообразил, что малейший перебой в ритме дыхания грозит весьма неприятными последствиями.) Однако любопытство, раз пробудившись, не желало оставить его в покое (даже в могиле, мелькнула у него мелодраматическая мысль), и еще через несколько вдохов он рискнул оглядеться сквозь слегка приоткрытые ресницы.

В глаза ему не попало ни единой песчинки, а вокруг и впрямь струился какой-то желтоватый призрачный свет.

Немного погодя он рискнул открыть глаза пошире – не забывая о дыхании, разумеется – и принялся

разглядывать то, что его окружало.

Судя по тому, что его поле зрения было окружено желтой каймой, свечение исходило от его лица. Ему вспомнился странный сон Сиф, в котором она видела его в светящейся полумаске с черными провалами вместо глаз. Возможно, то был и вправду вещий сон, так как сейчас на нем была именно такая маска.

Вот что ему удалось разглядеть в ее фосфоресцирующем свете: перед самым его носом находилась коричневая стена – она была так близко, что расплывалась у него перед глазами, но в то же время достаточно далеко, чтобы не повредить его глазные яблоки.

Однако, вглядываясь в стену, он, к своему несказанному удивлению, обнаружил, что может видеть на несколько дюймов вглубь нее, так что за размытой поверхностью различает отдельные кусочки земли, словно к его собственному зрению добавились еще какие-то сверхъестественные способности.

Именно благодаря этой волшебной способности удалось ему разглядеть фрагмент черной гальки на глубине шести дюймов от шероховатой стены, в которую упирался его земной взгляд; рядом с первой лежала вторая, темно-зеленая, с его большой палец размером, а подле нее виднелось безглазое, лишенное всякого выражения красноватое лицо земляного червя, ротовое отверстие которого беспрестанно открывалось и закрывалось.

И тут впервые за все время его пребывания под землей что-то вроде галлюцинации посетило его. Ему показалось, будто червяк обращается к нему высоким писклявым голосом: «О смертный, что за сила покровительствует тебе? Почему я не могу приблизиться и полакомиться твоими глазами?»

В то же время впечатление было настолько ярким и убедительным, что, забывшись, Мышелов заговорил низким хриплым голосом:

– Привет тебе, собрат по заключению…

На этом поток его красноречия прервался. Его собственный голос, как он ни старался говорить потише, отразился от стенок более чем замкнутого пространства и таким мощным эхом отозвался в голове и во рту самого Мышелова, что тот понял, как чувствует себя колокол во время урагана, и посочувствовал ему. К тому же он чуть было не сбился с дыхания.

Неожиданное сотрясение, вызванное неосторожной попыткой завязать беседу с земляным червем, очевидно, нарушило хрупкое равновесие в окружающем его вязком мире почвы: две гальки и червяк понеслись вверх, хотя на этот раз он и не почувствовал ничьей хватки вокруг своих лодыжек. По всей видимости, учиться разговаривать под землей было еще слишком рано.

Он вновь осторожно сомкнул глаза и сосредоточил свое внимание на медленных вдохах и выдохах, решительно игнорируя факт углубления своей могилы.

Глава 12

Наверху поиски Мышелова приняли впечатляющий размах и сделались более организованными. Из казарм прибыли помощники: рослые, поджарые бывшие берсерки из отряда Фафхрда, все, как и он, северяне, и перевоспитавшиеся воры Мышелова, малорослые и жилистые. Молодая энергия, с которой они взялись за дело, вселила новую надежду в сердца присутствовавших. Ездовые собаки привезли воду, еду и доски и теперь, выпряженные из оглобель, сидели поодаль и внимательно следили за происходящим. На небольшом, но справном костерке весело пыхтела подливка, а наваристый суп из баранины издавал умопомрачительный аромат. Мамаша Грам и старый Урф жались поближе к огню.