Валет мечей

Лейбер Фриц Ройтер

Забыв о необходимости соблюдать осторожность и не делать резких движений, Мышелов изо всех сил навалился спиной на земляную стену, так что сердце едва не лопнуло от напряжения. И когда ему уже стало казаться, что все его усилия ни к чему не приведут, он почувствовал, как у него за спиной образовалась пустота, и тут же нырнул в нее, спасаясь от кошмарной пловчихи. Другой страх уже подстерегал его: шагая спиной вперед, он боялся провалиться в какую-нибудь бездонную яму.

Но, как выяснилось, страхи его были напрасны. Не успел он сделать коротенький шажок – каких-нибудь пол-ярда, – как вновь наткнулся на холодную шершавую стену.

Однако теперь пустота

образовалась перед ним – там, откуда он только что убрал голову, туловище и одну ногу. И можно было сделать глубокий, роскошный, ничем не сдерживаемый вдох – такой, что стоил бы двадцати его тщательно отмеренных глоточков, – и убрать вторую ногу прежде, чем грязь вновь придет в болезненное соприкосновение с его телом, словно желая навсегда запечатлеть его форму во всех деталях, доказывая положение некоего философа о том, что природа – или в данном случае боги и богини – не терпят пустоты.

Ни удивление, вызванное последними более чем невероятными событиями, ни размышления о любопытных законах природы, ни даже великолепный вдох не заставили его забыть о режиме медленного дыхания через уголки полуоткрытых губ и о необходимости зорко смотреть вперед из-под полуопущенных век.

Последнее-то и показало, что его худая, как смерть, преследовательница приблизилась к нему на целый ярд. Ее положение в пространстве изменилось: теперь она не стояла, а словно бы лежала на животе, подражая движениям пловца. Ее лицо было обращено к Мышелову, так что он обнаружил, что смотрит прямо в ее голодные, горящие, как угли, глаза.

Это зрелище было выше его сил, и он опять отчаянно рванулся назад, надеясь, что происшедшее недавно чудо повторится. И оно повторилось: сначала тошнотворное ощущение падения в пропасть спиной вперед, упоительный глубокий вдох, резкий шлепок холодным шершавым пластом земли по физиономии и всем остальным анатомическим деталям, менее, однако, уязвимым в силу их защищенности одеждой.

На этот раз, оценивая результаты своих усилий, Мышелов понял, что потерял кинжал, лежавший теперь как раз на полпути между ним и его преследовательницей, острием к нему. Очевидно, его рукоятка слишком глубоко погрузилась в землю при предыдущем ударе, и, когда он сделал шаг назад, кинжал выскользнул из ножен, но, удерживаемый еще некоторое время большим и указательным пальцами его утратившей чувствительность руки, изменил положение и потому лежал теперь не вертикально, а горизонтально. Скосив глаза как только возможно, Мышелов глянул на свои пальцы – и точно, капельки крови выступили на них алыми бусинками. Бедные пальчики, они сделали все, что могли, и пострадали, исполняя свой долг!

У него не было времени раздумывать, отбросит ли его преследовательница кинжал в сторону или подхватит и попробует использовать против него же; все его силы были направлены на то, чтобы и в третий раз сделать невозможное возможным. И вновь ему удалось это сделать (на этот раз шаг получился даже шире – ярд вместо привычной половинки), и он уже поздравлял себя с успехом, когда, бросив взгляд назад, увидел, что плывущая за ним в земляном море демоническая женщина чуть приподнялась и кинжал проскользнул между ее повисших, как два сталактита, острых грудей, а ее обнаженный живот проплыл в долях дюйма от остро отточенного лезвия. Острие Кошачьего Когтя по-прежнему было нацелено на неудачливого владельца, словно игла компаса, указывающая его преследовательнице путь в подземном океане.

Он также увидел, что и ножны, повинуясь хватке окружающей их почвы, покинули свое место у пояса и тоже покоятся в земле на полпути между своим бывшим

владельцем и кинжалом.

Мышелов уже сделал очередной, четвертый, – нет, пятый! – шаг назад и снова получил землей по физиономии. Проклятье! Какое унижение – убегать от костлявой бесстыжей девки спиной вперед да еще и получать на каждом шагу оплеуху!

Тут он подумал, что оба они хотя и движутся под землей совершенно по-разному, тем не менее делают это одинаково необычно; быть может, в конце концов, он все-таки бредит и все, что его окружает, лишь чудовищная галлюцинация, а не ужасная реальность?

«Не верь! – запретил он себе. – Не думай об этом!» Стоит только поверить в эту успокоительную мысль, как тут же забудешь дышать, а без этого, он знал – нет, чувствовал всем своим нутром! – ему не выжить в темном подземном царстве.

Монотонный ритм вдохов и выдохов – сначала несколько маленьких, потом один большой, – и сохранявшаяся дистанция между ним и его демонически-прекрасной преследовательницей (порой ему даже начинало казаться, что разрыв между ними увеличивается), которая только что с такой же легкостью обошла препятствие в виде кинжальных ножен, как раньше сам кинжал, начали действовать на него усыпляюще. И вскоре яркий свет разума, освещавший эту безумную сцену, погас, и Мышелов не ощущал уже ничего, кроме сопротивления шершавой холодной земли, сквозь которую он продолжал пробираться спиной вперед, словно он был чешуйчатым и волосатым чудовищем, прокладывавшим себе дорогу под землей, не задумываясь о том, куда она его выведет.

Глава 14

Если бы какой-нибудь сторонний наблюдатель заглянул в это мгновение на бывший Виселичный холм посмотреть, как дела у спасателей Мышелова, ему, без сомнения, показалось бы, что поиски стали менее активными и энергичными. Но это было обманчивое впечатление. Пока Мышелов обучался азам выживания под землей, его друзья на поверхности превратили акцию его спасения из невероятной авантюры, затеянной энтузиастом-одиночкой, в хорошо отлаженный, работающий, как часы, механизм. Прежнее рвение спасателей не угасло, скорее сжигавшее каждого из них пламя нетерпения ушло внутрь.

Сверкающий лунный диск близился к западному горизонту. В его холодном блеске особенно резко выделялись черты лица и контуры тела еще одного из людей Фафхрда, стоявшего в данный момент на самом краю ямы и то и дело наклонявшегося вперед, чтобы принять очередное ведро с землей от работающих внизу. Рядом с ямой образовался уже приличный отвал, низкий и широкий, около фута в высоту. По мере углубления раскопа все больше времени требовалось на подъем каждого очередного ведра и все глубже в землю уходил свет наполненных бисторием ламп, так что его отблески на лице и плечах наклонявшегося вперед воина уже не могли соперничать со светом луны.

Другие рабочие в этот самый момент спускали в яму очередную порцию досок – столь драгоценного на безлесном острове материала – для постройки второго яруса креплений вдоль стен; первый ярус был уже закреплен поперечными балками, прибитыми к продольным доскам коваными железными гвоздями.

Неожиданно наступившая зима ничуть не ослабела, напротив, поднялся сильный северный ветер, еще усиливающий эффект ночного холода. К северу от кухонного костра была разбита палатка, точнее, тент, открывавшийся в сторону очага и тем самым укрывавший его от ветра, получая взамен тепло. В палатке спали Мара и Клут, измученные работой в яме, ибо, как верно заметил Скор, одно дело – искать в земле уголь или золото, и совсем другое – человека, хочется надеяться живого!