Вам не понять – вы же офицер
Шрифт:
– Снайперы, мать их… – срывается с уст заместителя прокурора армии.
Меняю стандартный объектив на длиннофокусный. Не слезая в болото и не приближаясь в форменных туфлях к недосягаемому шлему, фиксирую результаты снайперского огня.
При рассмотрении через длиннофокусный объектив поразившая поначалу «трухлявость» столба тоже оказывается многочисленными пулевыми отверстиями и следами касательных попаданий.
– Идем обедать, – говорит Владислав Андреевич.
Прячу в портфель фотоаппарат и отступаю по шпалам вслед за Уточкиным.
Однако не тут-то было. Если по пути к вагону мы смотрели по сторонам, разглядывая неведомые окрестности, то на обратном пути, притомившись, все чаще смотрим под ноги.
Что-то хрустнуло
– На хрена тебе этот хлам? – спрашивает Уточкин.
– А вы знаете, что это такое?
– Вообще-то нет.
– И я не знаю. Спрошу у технарей. Кстати, мы еще в особый отдел зайти собирались.
– Да вот он! Считай, что уже зашли.
Через пару минут, не услышав ни звука при нажатии на кнопку звонка, барабаним в дверь со стандартной табличкой: «МО СССР. Войсковая часть…».
Открывает сержант с повязкой «Помощник дежурного» на плече. Увидев прокурорские удостоверения, с крыльца внутрь все равно не пропускает, а, закрыв дверь, бежит кому-то докладывать.
Появляется дежурный, который приглашает в кабинет начальника отдела, предлагает присесть рядом с характерно чистым от бумаг и письменных принадлежностей письменным столом. Сам тут же по телефону докладывает хозяину кабинета о прибытии заместителя прокурора и старшего следователя прокуратуры армии. Что-то слушает в ответ на доклад минуту-другую, согласно кивая.
– Мне поручено записать и доложить все ваши вопросы, – сообщает дежурный. – Товарищ подполковник велел передать, что будет в четырнадцать тридцать. Если желаете, можете здесь дожидаться, тогда я прикажу чаю подать и сам с вами попью, если не возражаете. Готов дать пояснения по вашим вопросам, если вас удовлетворит, что их дает не начальник отдела.
– У нас вопрос всего один, – говорит Уточкин. – Думаю, что ответ на наш вопрос вам известен. Нас интересует, имеются ли по линии вашей службы какие-либо сведения, которые могли бы способствовать раскрытию преступления. Важность именно вашей информации, надеюсь, вам понятна.
– Так точно, товарищ подполковник!
– Интересы вашей службы убийством Парнеева затронуты самым непосредственным образом, поскольку он убит из автоматического оружия, которое неизвестно каким образом оказалось в руках убийцы и пока не обнаружено.
– Так точно, товарищ подполковник!
– Насколько мне известно, ваше армейское руководство предельно ясно разъяснило вашему непосредственному начальнику и остальным сотрудникам опасность такой неопределенности для тех интересов, защита которых является целью вашей деятельности.
– Так точно, товарищ подполковник!
Уточкин молчит несколько секунд и продолжает:
– Судя по тому, что вы не спешите уверить в наличии у вас хотя бы каких-то результатов, думаю, что их у вас нет. О посещении вашего отдела прокурор потребовал от меня сегодня ему доложить, – заканчивает он.
– Так точно, товарищ подполковник! Нам здесь все, вами сказанное, предельно ясно. Спасибо, что не упрекаете ни в чем. Ситуация сложная, – без энтузиазма говорит дежурный, – радовать нам вас нечем. Вам известно, что все оружие в дивизии в наличии, а достоверный подсчет боеприпасов практически невозможен, так как стрельба в гарнизоне – явление почти ежедневное.
– Да уж, мы в этом давеча убедились. Старый склад ГСМ только что осмотрели и его окрестности. Кстати, тут Степан Саввич какой-то забавный хлам на железнодорожных путях нашел. Доставайте, коллега.
Выкладываю из кармана на стол начальника особого отдела пригоршню подобранных пластиковых изделий. Глаза контрразведчика слегка округляются.
– Где, говорите вы, эти изделия взяли?
– В ста метрах от вашего учреждения на путях, если идти на запад. А что
– Я хоть и бывший авиатор, на Новосибирских курсах [40] в опера переученный, но точно вам не скажу, потому что я двигателистом был, а это что-то из области авиационной электроники. Но мы попробуем уточнить, тут бывший спец по радиоэлектронной борьбе должен сейчас с обеда возвратиться.
40
Новосибирские и Минские курсы – школы КГБ СССР №№ 311 и 302, где на базе основного высшего, в том числе военного образования в течение одиннадцати месяцев (позже – полутора лет) готовили оперативный состав территориальных органов и особых отделов контрразведки КГБ СССР.
Дежурный выглядывает в коридор, кричит помощнику:
– Первухин появится – пусть сюда немедленно зайдет.
– Есть, – отзывается помощник.
Не проходит и минуты, как из коридора доносится невнятный шорох и в кабинет входит требуемый старший лейтенант Первухин. Здоровается, представляется, спрашивает у своего коллеги, чем обязан.
Дежурный показывает взглядом на пластмассовые изделия.
– Где это добро на наших самолетах применяется?
– У моих коллег по РЭБ [41] , может быть, еще где-то. Эти устройства крепятся к деталям специального электронного оборудования для уничтожения микроэлементов этого оборудования в критической ситуации – с целью недопущения его попадания вероятному противнику при приземлении самолета на его территории.
41
РЭБ – радиоэлектронная борьба.
– Сами по себе, как я понимаю, эти штучки никакой опасности или секретов не содержат? – спросил Уточкин.
– Нет, конечно. Но то, что вы их обнаружили там, где обнаружили, хороший повод предметно проверить наличие того, на чем они должны устанавливаться, и некоторые сопутствующие этому моменты. Радиолюбители народ ушлый. Спасибо вам за наблюдательность и бдительность!
– Служу Советскому Союзу, – зажевывая мундштук очередной папироски, выдавливает Уточкин. – Вы уж по результатам этой проверки не забудьте с ушлыми радиолюбителями за упокой души младшего сержанта Парнеева Григория Григорьевича не чокаясь принять. Не убили бы его – мы бы эту хрень не нашли, а у вас повода «предметную проверку» провести не нашлось, правда?.. Идемте, Степан Саввич! Не хрен нам делать у этих правнуков железного Феликса [42] .
42
Здесь Уточкин переносит на контрразведчиков расшифровку не относящейся к ним аббревиатуры «МВД». Для кого-то МВД обозначает «Министерство внутренних дел», а для кого-то – «Малограмотные внуки Дзержинского».
Возвращаюсь в склеп, как мы точно окрестили кабинет начштаба, завариваю кипятильником кофе, в башке завариваются тягостные мысли.
Немощь гарнизонной контрразведки привычна. Куда как больше раздражает и становится с каждым днем все более очевидной масса несуразностей, как будто отдаляющих от раскрытия преступления, но постоянно занимающих голову.
Круг лиц, подозреваемых в совершении убийства Парнеева, почему-то не сужается, территории, на которых эти подозреваемые могли применить оружие по Парнееву, располагаются не то чтобы очень далеко от места обнаружения трупа, но как-то уж очень неудобно. Это сплошные валы и косогоры капониров, между ними заболоченные низины, зимой засыпанные глубоким снегом, а летом заросшие камышом и захламленные отходами авиационно-технического быта.