Вам письмо от Ворчуна

Куин Меган

Мои ладони потеют, нервы на пределе, и я просто с ума схожу, потому что рядом со мной сидит не кто иная, как Нола Бисли. Девушка, которая ушла… после того, как я разбил ей сердце. Та самая девушка, которая сказала, что никогда не заговорит со мной снова, даже через миллион лет.

И вот она здесь, разговаривает со мной.

Ну, разговаривает с моей газетой.

Итак, вопрос: что мне делать?

Или скорее: как мне убраться отсюда до того, как она поймет, кто я такой?

Прежде чем я увижу, какая она сейчас, потому что

это меня уничтожит, нужно придумать план. Снова увидеть эти голубые глаза, эти губы бантиком, которые всегда кажутся идеально розовыми. Нет, я не могу. У меня и так плохое настроение. Встреча с ней только ухудшит его и напомнит мне о самой большой ошибке, которую я когда-либо совершил: сказал Ноле Бисли, что не хочу переезжать вместе в Нью-Йорк, а потом порвал с ней.

По крайней мере, у меня до сих пор есть мой надежный плащ-невидимка газета. Так что, возможно, если выскользну из-за стола под правильным углом, прикрываясь газетой, я смогу незаметно выйти из этой ситуации и продолжить свой…

— Держи, Калеб. Два яйца, бейгл с маслом, три полоски бекона с хрустящей корочкой и черный кофе. Скажи, если захочешь еще чего-нибудь, — и шаги официантки удаляются по скрипучей лестнице.

Мои пальцы сжимают газету, а сердце колотится, меня разоблачили.

Я должен был это предвидеть. Как будто газета действительно защитила бы от встречи лицом к лицу с моей бывшей девушкой. Это было бы слишком просто.

Нет, теперь я влип.

Не уверен, мне отложить газету, с улыбкой поздороваться с Нолой и приступить к еде, или скомкать газету, швырнуть ее в лицо девушке, чтобы отвлечь внимание, и быстро исчезнуть.

К сожалению, ни один из вариантов не кажется правильным. И кафе не лучшее место, чтобы исчезнуть. Такое впечатление, что все на этом верхнем этаже решили замереть и ради исключения замолчать. Я не слышу ничего, кроме стука собственного сердца.

Ни бурундуков, которые поют, когда хотят получить хула-хуп.

Ни тихого звона колокольчиков на ужасных свитерах.

Даже едва слышного шороха свежесрубленной елки, которую тащат по дороге, чтобы потом поставить в гостиной и украсить самодельными декорациями.

Нет, слышно только меня, пар моего кофе и отчетливый вздох, звучащий из-за соседнего стола.

Похоже, игра окончилась.

Я медленно опускаю газету, но не поворачиваю голову, беру вилку и соваю яичницу на тарелке. Возможно, если я не буду смотреть на Нолу, она меня не увидит.

— Калеб, — говорит Нола, ее голос сдавлен, немного смущен. Можно хоть минуту отдохнуть? — Я… Я не знала, что это ты.

— Откуда тебе знать? Ты не можешь видеть сквозь бумагу, разве что у тебя с годами развилась такая способность, — отвечаю я. Мой тон резок, но он направлен не на нее, а на мир, в котором я оказался в такой ситуации.

Нола отвечает не сразу, но я чувствую, как ее взгляд впивается в меня с такой силой, что я наконец поднимаю голову и чувствую, что выдыхаю с легких

весь воздух.

Черт, она так красива. Красивее, чем я помню. Ее каштановые волосы теперь короткие, едва касаются плеч и уложены в милые озорные кудри. Глаза больше не обрамлены темной подводкой, а лишь подчеркнуты тушью. Ее лицо истончилось, так же, как и плечи, но эти губы… они те же, и ее проницательные глаза так пронзают мою душу взглядом, одно моргание за другим.

Мы сидим и просто смотрим друг на друга. Наверное, Нола замечает мои морщины, появившиеся с возрастом, или щетину, которая теперь у меня есть, потому что мне лень бриться каждое утро, или то, что щетины на моем подбородке слегка коснулась седина.

Я старшая версия парня, которого она когда-то любила. Парня, который разбил ее сердце и дал ей уйти.

Между нами зависает неудобное молчание, и тогда я наконец произношу:

— Что?

Потому что я, честно говоря, не знаю, что еще можно сказать.

Мне неловко.

Я не знаю, как с этим справиться.

И я уже начал этот разговор неправильно, ведя себя более враждебно, чем следует.

— Что? — отвечает она. — Ты хотел сказать именно это? Что?

Нет, на самом деле я хочу сказать, как ты красива.

Как мне не хватало взгляда твоих глаз.

Или твоего смеха.

— Не знаю, Нола, — я тяжело выдыхаю и хватаюсь за затылок. — Я не очень разбираюсь в том, что стоит говорить бывшей девушке, с которой не виделся много лет.

— Я тоже, но по крайней мере мне хватило воспитанности не вести себя как враг.

— В самом деле? Теперь ты ведешь себя довольно враждебно.

Чувак, какого черта ты делаешь? Прекрати играть с огнем.

Однако я в этом не виноват. Я не в своей стихии. Так что обратился к самозащите.

— Только потому, что ты первый начал, — дымится она.

Я глубоко вздыхаю.

— Я не собираюсь ссориться с тобой в кафе, где больше дюжины пар ушей только нас и слушает… Потому что потом людям будет что рассказать о том, что они услышали, когда пили кофе сегодня утром. Поэтому просто спокойно позавтракаем и не будем обращать внимания друг на друга.

Это уже лучше. Предложение перемирия. Довольно продуктивно.

— Пожалуй, это легко для тебя, ты имел много практики, — говорит она.

Ладно, наверное, пока никакого перемирия. И да, я заслужил замечание Нолы. Я игнорировал ее звонки множество раз после того, как мы разошлись, но только потому, что не хотел, чтобы она сюда возвращалась. Я не хотел, чтобы Нола отказывалась от своей мечты — учиться в этом городе.

Молчу, потому что мне нечего сказать, поэтому кладу яичницу на бейгл и только откусываю, как Нола наклоняется вперед, и я опять вижу ее лицо.

— И для протокола, — говорит она и хлопает ладонью по столу, — не знаю, что ты услышал во время телефонного разговора, но я не брала глуповатое пособие Криса, моего бывшего парня.