Вампир, мон амур!
Шрифт:
Поэтому сейчас почти у всех на лицах поселилась тревога. Кто-то из девушек тихонько всхлипывал, мужчины гоняли по скулам желваки, сатанея от нелепости происходящего. И в самом деле, гадство какое-то – буквально час назад Джеро был весел и здоров, а сейчас лежит на кровати бледный до синевы, словно мертвец!
– Ну, чего столпились! – заорал Сикорски. – Дышать ведь нечем, тут и здоровый человек в обморок упадет! Марш отсюда все, быстро!
– А вы что, врача нашли? – с надеждой посмотрела на босса симпатичная мулаточка Саманта, работавшая в группе костюмером.
– Не задавайте лишних вопросов и освободите помещение! Вы
Нет, его смерти никто не ждал, поэтому народ торопливо потек к выходу, где на пару секунд образовался небольшой затор в виде стокилограммового осветителя Ларри, но препятствие было успешно, хотя и не очень вежливо, вытолкнуто наружу.
И через минуту в вагончике остались только Джулия, Сикорски, Кэти и Лорна. Ну и Яромир, конечно.
– А ты тут что забыла? – Джеймс недовольно покосился на Лорну, со злорадным любопытством разглядывавшую своего недавнего обидчика.
– Но как же, кисик…
– Какой я тебе, на…, кисик?! – весь страх мужчины, набухший в груди при виде похожего на труп Джеро, нашел наконец выход и бурлящей лавой гнева вылился на крашеную голову недалекой красотки. – Ты что себе позволяешь, а?! Рабочий ротик вовсе не дает тебе каких-либо привилегий, поняла? Пошла вон отсюда, пока не выгнал из группы к чертовой бабушке!
Наверное, другая девушка оскорбилась бы, расплакалась, но Лорна была из породы женщин-пиявок, существующих только за счет мужчины-кормильца. А пиявки не имеют привычки обижаться, они четко знают – если кормилец оторвет их, придется искать нового, а это не так просто, можно и форму потерять. Мужские особи подобных паразитов тоже существуют, это клопы постельные. Унижайте их сколько угодно, главное – не гоните, позвольте существовать за ваш счет.
В общем, Лорна не выбежала из вагончика, рыдая от обиды, она лишь пожала плечами, выдула пузырь жвачки и молча вышла.
– Ну а ты чего стала столбом? – зарычал Сикорски, повернувшись к Джулии. – Обещала – лечи.
– Да, конечно, только… – девушка запнулась, набрала полную грудь воздуха и решительно произнесла: – Вы все тоже должны уйти. Мне надо остаться наедине с мистером Красичем.
– Что значит – наедине? – возмутился режиссер. – И речи быть не может! Мало ли что ты удумаешь с ним сделать? А через девять месяцев родится ребеночек и ты обдерешь Джеро как липку!
– Какой ребеночек? – искренне удивилась Джулия, но минуту спустя до нее дошло. Она нахмурилась, бледно-голубые глаза на мгновение стали черными, в них полыхнуло смоляное пламя, но только на мгновение. А потом девушка опустила голову и упрямо процедила: – Можете думать обо мне что хотите, но, если я не начну работать с мистером Красичем сейчас, он не доживет до вечера.
– Работать? Что значит – работать?
– Я не очень хорошо говорю по-английски, я имела в виду – лечить.
– Так лечи, чего встала!
– Пока вы здесь – не могу.
– Вот же коза упрямая! – прошипел Сикорски, громко сопя от злости. – Ну ладно, мы уйдем, но учти – если ты задумала что-то плохое, тебе не поздоровится!
– Учту, – невозмутимо кивнула Джулия.
Она проводила режиссера с помощницей до двери, затем щелкнула замком, запираясь изнутри, опустила все жалюзи на окошках и только после этого приблизилась к кровати, на которой лежал Яромир.
– Ну, вот и все, – вполголоса произнесла она на чистейшем русском. – Теперь ты никуда от меня не денешься, красавчик. И
Джулия сбросила с себя всю одежду, обнажив висевший на шее на тонкой цепочке клинок. Не очень большой, странной формы, из серебристого металла, не похожего ни на один из известных на Земле. Ручка клинка была непроницаемо-черной, словно отлитой из мрака.
Девушка подняла руки и, зажав клинок между ладонями, прикрыла глаза и затянула заунывный речитатив на незнакомом языке.
Лежавший неподвижно Яромир вдруг застонал, глаза под плотно закрытыми веками забегали из стороны в сторону, мышцы лица начали подергиваться, причем совершенно произвольно, отчего лицо исказилось до неузнаваемости. Затем дрожь перешла на тело, оно конвульсивно выгнулось вперед, раз, другой, третий. И захотело женщину.
И женщина, не прерывая речитатив, ответила на зов тела, опустившись на него сверху.
Яромир захрипел, словно пытался вырваться, освободиться из кошмарного сна, веки его задрожали, губы растянулись, обнажая судорожно стиснутые зубы.
А тело между тем продолжало двигаться в общем ритме с женским…
Потом по ним прошла судорога, Джулия выгнулась в талии, запрокинув голову, и нарисовала острием клинка прямо над солнечным сплетением похожий на свастику знак. Сначала себе, потом – Яромиру. И упала на мужчину, плотно прижавшись своим знаком к его, смешивая кровь в единое целое.
Яромир вскрикнул. Страшно, сорванно, будто умирая.
Потом затих, лицо его разгладилось, мышцы расслабились, он словно заснул.
Впрочем, почему словно? Он действительно заснул.
А в дверь вагончика снова забарабанили, затем послышался перепуганный голос режиссера:
– Эй, что там у вас происходит?
– Ничего, все хорошо, – прокричала Джулия в ответ, торопливо одеваясь.
– Но почему Джеро так кричал? Что ты с ним сделала?
– Это болезнь из него выходила! Теперь все будет в порядке!
– Да открой же ты дверь!
– Минуточку!
Девушка стерла салфеткой кровь с тела Яромира, потом – со своего, застегнула на мужчине одежду, спрятала салфетку в карман джинсов, проверила, надежно ли закреплен на цепочке вернувшийся на шею клинок, и только после этого направилась к двери вагончика.
Насчет раны на теле Яромира она не беспокоилась – крови больше не будет, там уже и не рана вовсе, а затянувшийся шрамчик.
Джулия щелкнула замком и толкнула дверь, а сама предусмотрительно отошла в сторону, не желая быть растоптанной похожим на разъяренного бизона Сикорски.