Вампир
Шрифт:
Тем временем Клод, наслаждаясь метаниями разъяренной собаки, начал сначала медленно, потом активнее хлестать ее палкой. Дернувшись еще раз, пес без особого труда порвал легкую цепь; Клод не успел понять, что произошло, а разозленное (и Марсель его понимал) животное, вскочив на будку, одним прыжком перемахнуло через забор.
Клод успел сделать только два неуверенных шага назад, когда собака, рыча и скалясь, бросилась на него. Парень сдавленно вскрикнул и поднял руки, чтобы закрыть ими шею; пес, коротко рыкнув, мертвой хваткой
Марсель не шелохнулся, даже, кажется, не дышал. Медленные волны страха то и дело окатывали его с головы до ног.
После нескольких минут борьбы пес с окровавленной мордой отошел от своего мучителя. Рыкнув на прощание, он разогнался и вновь перепрыгнул забор.
Клод остался лежать на земле и тянуть к шее руки. Вероятно, пытался остановить струящуюся наружу кровь; ему это слабо удавалось. Даже в темноте декабрьского вечера Марсель видел, как та отрывистыми толчками бьет вверх. Но вместе с этим он чувствовал странное наслаждение, имеющее что-то общее с грязной подростковой похотью. Ему, скрытому в безопасности теней, смертельно хотелось подойти к Клоду и посмотреть в его глаза. Однако Марсель не решался; несмотря на предрождественское время, некоторые жильцы все же оставались в своих домах, а те, кто уехал на отдых, повесили на дома камеры. Будет нехорошо, если Марселя заметят рядом с убитым. Особенно после того, как он ничем не помог.
Марсель не знал, сколько так простоял. Только когда судорога в последний раз сотрясла тело Клода, он медленно скрылся среди деревьев за спиной.
* * *
– Он издевался над животными, – прошипел Марсель, понижая тон. – Он бил детей и обливал водой стариков. Он вырос бы уродом, которому не место в этом мире.
– И ты посчитал себя достойным вершить его судьбу? – человек в маске заинтересованно наклонился вперед.
– Именно.
– Но ведь ты не помог совершенно по другой причине, – заметил Призрак.
Марсель больше не собирался отвечать. Он не понимал, откуда незнакомцу известны такие подробности его жизни в Нанте и почему тот еще его не сдал. Хочет денег? Информации?
– Я хочу, чтобы ты вечером со мной прогулялся. Расскажу кое-что. Я тебя найду.
С этими словами Призрак встал на ноги и отряхнулся.
– Иди, Павел Степанович ждет.
Марсель нахмурился, не понимая, о ком идет речь. Только по дороге в аудиторию он вспомнил, что так звали преподавателя.
2. Non sum, qualis eram
Я уже не такой,
каким был прежде.
Даже спустя несколько часов Марсель оставался в замешательстве. Едкий страх разоблачения отступил, вместо него поселился гнев. Мысли в голове лихорадочно прыгали.
Экономика не давалась от слова совсем. Марсель читал, но тут же забывал – приходилось возвращаться к одному абзацу два, а то и три раза. В конце концов он сдался и вышел из комнаты.
Он слышал, как на первом этаже родители гремят посудой. Значит, уже почти восемь вечера. Призрак не сообщил конкретно, как и когда они встретятся; Марсель планировал улизнуть из дома после полуночи. Но сейчас он как ни в чем не бывало спустился по мощной деревянной лестнице.
–
– Хорошо, – безучастно отозвался тот. – Получил тройку по экономике.
– Это к которой ты вчера готовился? – мать обернулась, отвлекаясь от кипящей на плите кастрюли. – Почему такая низкая оценка?
– Плохо подготовился, – отрезал Марсель. Говорить об институте отчаянно не хотелось, а мысли о том, чтобы нагрубить и выбежать из кухни, начали подозрительно нравиться.
Марсель открыл холодильник, несколько секунд изучил его скучающим взглядом. С обеда там ничего не прибавилось; вздохнув, юноша закрыл дверцу и сел за стол. Есть не хотелось, но осознание, что он сегодня только завтракал омлетом, заставляло задуматься об ужине. Однако одного взгляда на картошку хватило, чтобы к горлу подступила тошнота.
– Ты обедал? – спросила мать, садясь за стол с тарелкой супа.
– Да, – солгал Марсель. – Зашел в кафе с Егором.
Мать кивнула. Марсель сомневался, что она проверяла бы количество оставшихся в холодильнике продуктов, но природная подозрительность брала верх. Еще несколько лет назад родители строго следили за его диетой, запрещали сладкое, заставляли есть овощи и отвратительную овсянку на завтрак. А Марсель, как преданный любитель чикенбургеров и всех видов кофе, старательно нарушал все запреты. Зайти в кафе быстрого питания хотя бы раз в неделю стало делом принципа. И, разумеется, он безупречно это скрывал.
– Тебе нужно есть больше орехов, – сказал отец.
– Хорошо, – кивнул Марсель, прекрасно зная, что орехи отправятся на корм летающим в огороде птицам.
Над столом повисло молчание. Марсель мог думать лишь о предстоящей встрече. Она и пугала, и обнадеживала одновременно: наконец-то в жизни происходит хоть что-то, что можно назвать интересным. Однообразные серые будни до отвращения надоели, ровесники казались безнадежно глупыми. Учеба давалась слишком легко, чтобы наслаждаться победами; там, где одногруппникам требовалось три занятия, Марсель справлялся за одно. Когда они не понимали тему, а преподаватель пускался в подробные объяснения, хотелось выть от скуки.
Марсель не знал, что с ним не так. Он чувствовал себя лишним везде, даже в собственной семье: со временем тем для разговора с родными оставалось все меньше и меньше.
Поэтому сейчас он просто хотел дождаться, чтобы родители ушли спать. Они уставали за день, Марсель же, напротив, всегда чувствовал себя полным сил. Это в какой-то степени удручало: он не мог, подобно другим людям, сбежать в бездонно-черные сны.
После ужина отец отправился смотреть телевизор, мать осталась на кухне. Еще немного посидев в холодном молчании, Марсель ушел в свою комнату. Несмотря на предстоящий модуль по математике, он открыл «Тени в раю» Ремарка и попытался читать. Бегство от прошлой жизни было необычной, пусть и не новой темой; Марсель заинтересованно перелистывал страницы.
После одиннадцати вечера он начал прислушиваться к доносящимся снизу звукам. Мать только что ушла спать, но в ванной на первом этаже текла вода. Видимо, отец умывался. Когда он через несколько минут хлопнул дверью спальни, Марсель выдохнул. Он снова погрузился в чтение, чтобы скоротать время. Книга не вызывала ярких эмоций, но заставляла задуматься. После побега из опаленной пламенем родины герои будто бы оказались в раю: в Америке войны словно не было. Но Марсель сомневался, что у них получится начать все заново в этом новом мире. Война накладывала свой отпечаток на всех, по кому проходилась.