Вампиры – дети падших ангелов. Голоса дрейфующих льдов
Шрифт:
От яркой вспышки обожгло глаза, на какой-то миг девушка перестала видеть, все превратилось в один желто-красный цвет. А потом зрение постепенно вернулось, и она увидела огонь - он был повсюду, море полыхало от него.
– Что ты делаешь?
– испугалась Катя.
Лайонел приподнял брови.
– Что я делаю? Ничего! Это делаешь ты!
– Но я… - Она прижала руки к животу, где горел шар, и почувствовала под пальцами, какой горячей стала собственная кожа. И девушка вдруг поняла: на балу у Важко, где ткань нижнего белья превратилась
– Успокойся, - приказал Лайонел, гипнотизируя ее взглядом.
– Управляй им!
Теперь она знала: ледяные осколки в его глазах не мог растопить ни один пожар на свете.
– Я не могу.
Молодой человек взял ее за плечи и тряхнул.
– Конечно, можешь!
– Скажи, что ты пошутил.
– Она закусила нижнюю губу и умоляюще сложила ладони.
– Я никакой не бес! И я люблю тебя, а не Вильяма!
Лайонел тихо рассмеялся.
– Ты подожгла льды Антарктики, а твои глаза по-прежнему чисты и невинны, как первый снег! Ты себялюбива и горда, безжалостна и бесстрашна. И если ты не бес, то я не знаю, кто!
Катя хищно прищурилась.
– И это мне говоришь ты - сам дьявол! Если кто-то и одержим бесом, то вовсе не я!
– Девушка медленно опустилась на льдину и закрыла лицо руками.
– О Вильяме старейшины знали уже давно. Цимаон Ницхи следит за ним ни одно столетие, а за тобой - с вашей первой встречи. И в Тартарус меня вызвали не из-за донесения Анжелики, а потому что я вмешался в отношения, благословенные самим Создателем и, как считают старейшины, изменил ход истории.
Лайонел опустился рядом и обнял девушку за плечи. Она отняла ладони от лица и пораженно посмотрела на него.
– Они оставили тебя в Тартарусе, а Вильяма назначили на твое место, чтобы ты не мешал нам?
– Что-то вроде того. Старейшины хотели еще понаблюдать за вами, они до последнего сомневались, что ты действительно та самая!
– А теперь? Теперь уверены?
– Да.
Они смотрели друг на друга и молчали, а огонь вокруг них, точно волной, стало относить все дальше и дальше, пока не блеснул вдали и не погас последний кровавый язычок пламени.
Девушка подалась вперед и поцеловала Лайонела, но тот остался безучастен и смотрел на нее с горечью. Она осыпала поцелуями его лицо, шею, а когда он попытался отстраниться, прошептала:
– Не отталкивай меня, я так долго до тебя шла.
– Мы никогда не будем вместе, - подвел итог он.
Катя рванула молнию на куртке вниз, не переставая его целовать и шептать: - Ты можешь сказать им, что бес тебя соблазнил. Сказать, что бесы они - такие, настойчивые и бесстыжие.
– Она стаскивала с себя одежду, отшвыривая ее в сторону.
Лайонел взял ее лицо в ладони.
– Ты должна будешь меня забыть. Если мы займемся
Девушка неестественно засмеялась.
– Совсем не сложно! Помнишь, ведь ты ужасный любовник! И всем жителям Краснодара не хватит пальцев, чтобы сосчитать женщин, которых ты сделал несчастными!
Он улыбнулся впервые с их встречи искренно и весело. А она заплакала, уткнувшись лицом ему в шею.
Лайонел долго молчал, потом нежно погладил ее по волосам.
– И сделать несчастной еще одну мне, конечно же, ничего не стоит…
Глава 15
Они лежали на одежде, близко-близко друг к другу, голова к голове, рука в руке и смотрели на небо. Полярное сияние, точно изумрудная фата невесты расстелилось над ними, и под ним, как будто от слез, блестели звездные глаза ангелов, устремленные на льдину. Играл Рольф Ловланд «Обещание» и девушке хотелось, чтобы вечность для нее и Лайонела застыла тут - в айсбергах и льдах, посреди зеркального моря.
– Ты слышишь?
– спросила Катя.
– Это не музыка, что-то другое… монотонный, такой величественный и умиротворяющий гул, он то нарастает, то снижается.
– Это голоса, - ответил Лайонел, - голоса дрейфующих льдов. На их языке говорит Вселенная.
– А с кем они говорят и о чем?
– удивилась девушка.
– С Богом. О чем? О Мироздании, о народах, зверях, о птицах, об истории, о тебе и обо мне, обо всем, что им известно.
– А Бог им отвечает?
– Нет, он слушает. Это бесконечный монолог, ведь им о стольком нужно Ему поведать.
Девушка прочертила в воздухе дугу, повторяющую изгиб изумрудной вуали сияния.
– Ничего прекраснее никогда не видела.
– Еще увидишь, - негромко сказал Лайонел.
– В День Искупления для нас опустится мост с небес, и будет он из света, подобного свету Полярного сияния. И мы пойдем по нему к новой жизни, за нашими душами - к рассвету перерождения.
– День Искупления наступит, когда ангел и бес найдут и полюбят друг друга?
– со вздохом спросила Катя.
– Не просто полюбят, а смогут быть вместе.
Девушка чуть повернула голову.
– А что, если все совсем не так? Что, если толкать беса в объятия ангела нельзя - и против правил? Нечестно!
Лайонел взглянул на нее, и голос его прозвучал жестко:
– Мы никогда прежде не были так близки к Искуплению, как сейчас. Если понадобится, Цимаон Ницхи и старейшины запрут вас в камере метр на метр. Восемьсот лет назад они отследили ангела и беса, но побоялись вмешиваться, а те не поладили! На этот раз старейшины сделают все возможное.
– Но ведь это будет означать конец!
Лайонел улыбнулся.
– Всякий конец, это начало. А смерть - рождение, такое желанное для нас.