Вампиры – дети падших ангелов. Музыка тысячи Антарктид
Шрифт:
Одногруппницы собрались возле Нины на другом конце скамейки и дружно просматривали в чьем-то телефоне видеоролики.
Изредка поглядывая на смеющихся девушек, Катя ощущала себя существом с другой планеты. Ей и раньше-то были малоинтересны окружающие, а после знакомства с другим видом люди показались до безобразия глупыми и одинаковыми.
По коридору мимо прошла Алиса под руку с Малым. Гипс с ноги парня все еще не сняли, но девушку, похоже, это совсем не волновало, она буквально заглядывала Косте в рот, когда тот говорил.
Катя
Староста приветливо кивнула, затем убрала сотовый и придвинулась ближе к Кате.
— Ты как? Не переживаешь, что он с Алиской теперь?
— Ни капли.
Нина наклонилась к ее уху и прошептала:
— Лиска по секрету сказала, типа, он тебя еще не забыл.
Катя пожала плечами:
— Лучше бы ему поскорее сделать это.
— Ты совсем-совсем, ни капельки не ревнуешь? — не сдавалась Нина.
В перерыве между парами она бы все передала Алисе с той же легкостью, с какой выдавала сейчас секреты подруги. Почему-то такие деятельные сплетники импонировали многим людям, им доверялись, заранее зная, что тайна перестанет ею быть уже через полчаса после исповеди.
«Что это? — гадала девушка, разглядывая симпатичное, не на шутку озабоченное лицо старосты. — Подсознательное желание, чтобы секрет стал достоянием общественности? Люди хотят, чтобы их обсуждали?»
— Мне нет до него никакого дела, — честно созналась Катя. Единственный человек, о котором она могла сейчас думать, был и не человеком вовсе. И бесконечно вспоминать о нем являлось главной ошибкой.
Алиса с Костей вернулись к кабинету, смачно засосались на глазах благодарной публики. Катя заметила на себе взгляд Малого. Это походило на: «Вот, теперь ты точно пожалеешь, какой дурой была!»
Парень с размаха шлепнул подругу по мягкому месту на прощание и поковылял прочь. Алиса, визгливо захихикав, подошла к скамейке.
— Ну что поделываете? — спросила она.
— А вот, — рассмеялась Нина, — Катьку утешаем!
Алиса горделиво приосанилась:
— Ну-ну, представляю!
Катя достала из сумки первый попавшийся учебник и уставилась в него, лишь бы не видеть самодовольного лица Алисы. Она испытывала неприязнь к одногруппнице, которая кичилась любовью, и к себе, неспособной на сочувствие. Ничего, кроме жалости, пара, где один любит, а другой позволяет себя любить, вызвать не могла.
Девушка вздохнула.
Вот только ей было наплевать. Лайонел и впрямь видел ее насквозь, назвал лицемеркой, ударил без промаха.
Занятия закончились на удивление быстро. Катя шла до остановки, ощущая себя усталой и глубоко несчастной. Маршрутка около двадцати минут стояла в пробке, на улице мело, ветер поднимал, кружил и разбрасывал столпы снежной пыли, дальше трех метров все превращалось в сплошную белую стену. Водители раздраженно сигналили друг другу, вдалеке орала сирена «скорой помощи»,
Катя стояла с закрытыми глазами, прижимаясь к поручню, то и дело отодвигая ногу, когда на нее в очередной раз вставал ботинком немолодой мужчина с залысинами, увлеченно читавший какую-то потрепанную книжку.
Дома девушка не успела размотать с шеи шарф, как из кухни показалась мать.
— Катя, как хорошо, что ты пришла! — воскликнула она. — Давай к бабе Вале срочно, что-то ей там совсем худо!
— Я устала, можно хотя бы… — девушка не договорила, Валентина Васильевна закричала:
— Подумать только! Устала она, а я, думаешь, не устала? А отец — весь день вкалывает! Бабке совсем плохо, а ты…
— А почему бы тебе к ней не сходить?! — не выдержала Катя, швыряя сумку на вешалку. — Я только пришла, я устала и хочу отдыхать!
— Ты ведь одета, тебе туда и обратно! — опешила мать, недоверчиво качая головой, словно на ее глазах было совершено преступление.
— Не хочу! — Девушка повесила на крючок пальто и процедила сквозь зубы: — Просто не хочу!
— Эгоистка! — выплюнула мать.
Катя зашла в свою комнату и хлопнула дверью. Еще в детстве она частенько задавалась вопросом, только тогда не совсем могла его сформулировать. Со временем нужные слова нашлись. И чем старше она становилась, тем противнее ей было осознавать ответ на него.
Некоторые люди абсолютно незаслуженно носили лавровый венок добродетели, потому что на подвиги свершения хороших дел шли не сами, а посылали друга. Обычно самых равнодушных, тех, кто испытывал бесконечные угрызения совести за свое безразличие и всячески пытался искупить вину пусть не искренним чувством, а хотя бы делом.
Катя опустилась на кровать.
Ее родители всегда и во всем каждому сопереживали; казалось бы, нет людей на свете добрее. В детстве она ими очень гордилась. И когда впервые почувствовала внутри необъяснимое противоречие, долгое время искала проблему в себе.
Девушка закинула руки за голову и легла, глядя в белый потолок.
В голове отчетливо прозвучал голос Лайонела: «И даже сейчас ты продолжаешь раскаиваться… Ужасная привычка!» Он был прав, раскаяния стали именно привычкой, с которой она научилась ладить, безропотно делая то, что говорили ей люди, в отличие от нее способные испытывать благородные чувства.
Из коридора донесся голос матери, оравшей отцу по сотовому:
— … совсем распустилась! Миша, ты бы слышал, как она мне отвечала! Хамка выросла! А бабка, бабка совсем плоха… Звонила, хрипела в трубку, ой, не могу! Да-да, картошку сварила, мясо делаю… Хлеба купи, не забудь!
Катя заткнула уши, закрыла глаза и сама не заметила, как уснула. Ей снилось по-летнему прозрачное голубое небо с перистыми розовыми облаками, в воздухе витал теплый, головокружительный аромат весны. Асфальт блестел на солнце, с площадки возле дома доносился детский смех.