Вампиры – дети падших ангелов. Музыка тысячи Антарктид
Шрифт:
К лакированному красному сандалику змейкой подползала вода, вытекающая из люка. Девочка в красном пальтишке и желтом беретике делала шаг назад, не отрывая взгляда от преследовавшей ее блестящей жидкости.
К люку, хихикая, подбежали три девочки. Одна из них, в джинсовой курточке и с огромным розовом бантом на голове, спросила:
— Эй, а что ты делаешь?
Девочка в красном указала на подползавшую к сандалику лужу и серьезно сказала:
— У воды есть глаза, она сейчас смотрит на нас.
Три подружки
— Быть не может!
— Это так, — возразила девочка в красном пальтишке. — Вода все видит и запоминает, она живет вечно, чтобы рассказать после нашей смерти о нас другим людям…
Обладательница розового банта крепче прижала к груди большую куклу в красивом оранжевом платье и, наклонив голову набок, посмотрела на медленно ползущую по асфальту лужу.
— Как думаете, а меня вода уже запомнила? — спросила она у подруг.
— Конечно, Кристи, — хором ответили те, а мелкая с тоской взглянула на куклу: — Пойдемте играть?
— Точно, пойдемте, — согласилась другая подружка, с нежностью погладив куклу по длинным волосам.
Их предводительница качнула бантом и неожиданно протянула куклу девочке в красном пальто:
— А давай с нами играть?
Яркие голубые глаза куклы, обрамленные длинными черными ресницами, смотрели задорно, точно говоря: «Возьми меня, возьми скорее!»
Но глаза неожиданно стали видоизменяться, холодеть, бледнеть, а черные ресницы выгорать, сияя на солнце, пока не превратились в золотистые, с изящным изгибом.
Девочка отшатнулась, а новоявленные подружки обернулись на семенившую к ним толстую собаку, и засмеялись.
— Смотрите, это та уродина! — воскликнула Кристина — Бе-е-е, она такая страшная, что всех людей тошнит при виде нее!
Подруги захихикали, а самая маленькая взяла с асфальта камушек и швырнула в собаку.
— Не нужно! — воскликнула девочка в красном пальто.
Кристи сморщилась:
— Ты что, знаешь эту мерзкую собаку?
— Я… я… — Девочка застыла, глядя на радостно виляющий хвост собаки, спешащей прямо к ней. В горле возник ком, мешающий говорить.
— Смотрите-смотрите! — Кристи подпрыгнула на месте и показала пальцем на старушку с палкой и пакетом, возле парадной. — Это ее хозяйка! Она ве-е-едьма.
— Ага, — согласилась маленькая подружка. — Только у настоящих ведьм бывают такие уродливые собаки! Давайте кинем в нее что-нибудь?
— Катя! — помахала им старушка. — Катюша, иди, я тебе яблочко купила.
Три подружки изумленно посмотрели на девочку в красном пальто.
— Это она тебя зовет? — недоверчиво вытаращила глаза Кристи, обхватывая куклу обеими руками, словно пыталась защитить ее от злых чар.
Старушка между тем заковыляла к ним, подзывая:
— Жученька, Жучка…
— Это твоя бабушка? — громко спросила Кристина, когда старуха
— Катюша, — вытащила та из пакета большое зеленое яблоко.
Девочка взглянула в добрые глаза с опухшими морщинистыми веками, затем в ледяные глаза куклы на руках у Лиды и, крикнув: «Я ее не знаю», побежала на площадку. Три новые подружки, громко смеясь и выкрикивая: «Ведьма-ведьма, старая ведьма», бросились за ней.
Катя резко открыла глаза и села на кровати. Сердце неистово колотилось в груди, воздуху, как после пробежки, не хватало. За окном уже стемнело, снежная вьюга звонко ударялась о стекло, часы на стене показывали ровно двадцать один ноль-ноль.
Девушка встала, размяла ноги, руки… Сон из далекого прошлого точно обрубок кривой железяки царапнул по сердцу, и горячая кровь обожгла все внутри.
Взгляд остановился на книжной полке, где среди книг серым кардиналом стоял потрепанный томик стихов Саши Черного, подаренный бабой Валей.
Девушка зажмурилась от отвращения к себе, закружилась голова. Тогда ей шел одиннадцатый год, на праздник пришли девочки со двора, Кристи и ее подружки, был торт, музыка, подарки — все как положено.
Баба Валя зашла поздравить. Катя помнила, будто это произошло только вчера, как стояла на цыпочках у двери, затаив дыхание, и смотрела в глазок.
Старушка знала, что именинница за дверью, потому что после второго звонка повесила на крючок для сумок пакетик с подарком, негромко произнесла: «С днем рождения, Катя» — и ушла. А потом около двух недель не звонила.
Стихи из подаренной книги показались Кате ужасными, грубыми, жестокими, пронизанными цинизмом, как ядом. Они понравились ей многим позже, когда детских иллюзий стало меньше.
Девушка постояла возле книжного шкафа, затем вышла в коридор и стала одеваться. Чувство вины было частью ее самой, большей и сильнейшей половинкой. Катя сняла с гвоздика на стене ключи от бабы-Валиной квартиры и вышла за дверь. Мать видела, но ничего не сказала, лишь прибавила у телевизора звук.
На улице похолодало, ветер усилился, снег походил на муку первого сорта, только ледяную, воздух сплошь состоял из нее.
От скамейки отделилась маленькая фигурка, раздалось жалобное мяуканье, полосатая кошка забегала вокруг девушки.
Катя вернулась к двери и открыла ее, чтоб запустить кошку в парадную. Та не торопилась, переминалась с лапы на лапу, просительно заглядывая в глаза.
— У меня ничего нет, — пробормотала Катя, подталкивая кошку рукой за порог. Вторая кошечка с коротким хвостом сидела под скамейкой. Звать ее было бесполезно, она никогда не подходила к людям.
Девушка дошла до соседнего дома, юркнула в подъезд и перевела дыхание. Свет не горел, из подвала доносился звук капающей воды, пахло сыростью и затхлостью.