Вампиры девичьих грез. Тетралогия. Город над бездной
Шрифт:
— Вампира своего, кого ж еще. Да только что–то у вас с ним не срастается. Толи не нужна ты ему, толи еще что. Вот ты и мечешься. То ко мне, чтоб его забыть, то к этому Антону, потому как он на Анхена похож и вообще под вампира косит. Да только все равно подделка.
Антон–то? Подделка, кто ж спорит. Да вот только не под вампира, а прямо наоборот. И Петьке об этом при всем желании не расскажешь. Не поверит. И много еще о чем не расскажешь. Хотя…кое о чем точно сказать стоит.
— Он взял меня к себе секретаршей.
— Анхенаридит?
— Да.
— Ты рада?
— Нет. Да. Не знаю. Я в
— В ужасе? — Петерс глянул на меня весьма недоверчиво. — Разве ж это не самая заветная мечта любой студентки: стать избранницей куратора? Да к тому же ты к нему неровно дышишь, да и он явно интересуется. Не понимаю, что ж ты от радости–то не скачешь? Или у него требования высокие, боишься, не потянешь?
— Боюсь я многого, Петька. Но главное — ты не поверишь — очень жить хочется.
— Да ты совсем сбрендила, мать! Жить–то тебе кто мешает? Сама ж говорила, что Анхенаридит тебе эту самую жизнь и спас, и поддерживал в трудную минуту.
— И спас. И поддерживал, — согласилась я. — Знаешь, он ведь меня на эту должность взял тоже в виде спасения и поддержки.
— То есть?
— Да из университета меня выгоняли. За оскорбление чести и достоинства вампиров — Учителей и Создателей человечества.
— Че–го? Не, подруга, я тебя, конечно, знаю, и скажи мне кто, что ты ректора по матери послала — я бы не удивился, с тебя станется. Но вампиров — даже ты бы оскорбить не сумела!
— Ну, вампиров и не сумела, — хмыкнула я, вспоминая. — Ржали, словно лошади. За них люди поспешили оскорбиться. Знаешь, есть у нас такой в универе — Общественный Совет, за моралью следит. Вот моя мораль им не подходила, попытались выгнать. А Анхен не дал. Да еще и работой вот обеспечил. Да только помощь вампира стоит дорого. Боюсь, ни сил, ни жизни не хватит расплатиться.
— Слушай, да прекрати ты пургу молоть, слушать тошно. Когда это вампиры за помощь людям что–то взамен просили? А уж тем более жизнь? Жизнь свободного человека бесценна и священна — это закон.
— Ага, законопослушный ты наш. А Лизка — она так, чисто в Старицк уехала.
— Да причем тут Лизка? Лизка — это другое. Там любовь была безумная, ее выбор, ее желание.
Ну да, Лизка — это другое. И Алла — это другое. А уж мальчики в пруду — ну совсем же присовсем другое, буквально–таки третье. Да вот только мертвые все.
Подошел автобус.
— Ты едешь? — спросила я Петьку.
— Нет, я 35-ый жду. Пока, мать. И не хандри. Тебе повезло, как мало кому везет в этой жизни. Анхенаридит — самый уважаемый вампир у нас в университете. А такое на пустом месте не берется, верно? Знаешь, я глубоко уважал бы его, даже не будь он вампиром.
Двери закрылись, и автобус увез меня. Интересно, а если бы я сказала, что глубоко уважаемый им вампир однажды избил меня до потери сознания, и те страшные шрамы, что Петька некогда видел — его уважаемых рук дело? Не поверил бы, как не поверил в то, что цена моей жизни не слишком–то высока, когда я нахожусь рядом с этим вампиром?
Вот только тогда возникает вопрос номер следующий. Если сама я в этом так уверена, то почему я все еще рядом с ним нахожусь? Ну, во–первых, не рядом. Пока не рядом. Ведь еще не кончилось лето, и я уже два месяца, как его не видела. Говорят,
Ну а пока — сдала экзамены в универе, отработала практику, даже курсы его дурацкие почти уже закончила, пара занятий да выпускные экзамены остались. Ну, здесь вроде подставы не ждет. Машинку освоила, с делопроизводством разобралась. Впереди был почти месяц свободы. Еще и родители с Варькой в дом отдыха собирались. Меня тоже, конечно, звали, и настойчиво. Да только, сколько ж можно с мамой в отпуск ездить? Мне уже девятнадцать, как–никак. Так что они уезжают, я остаюсь. И будет мне месяц безграничного счастья!
Петька позвонил мне дня через три. Я, в общем, не очень даже удивилась. Самый первый шаг он был сделать не в состоянии, но если чуть подтолкнуть, намекнуть, что его не прогонят…
— А помнишь, мы в поход собирались? По Верье?
Не помнила, что по Верье, но куда–то собирались точно. Вернее, Петька с друзьями собирался, а меня брали за компанию, в качестве Петькиной девушки.
— Я тут подумал, — продолжал Петерс, — место в моей байдарке еще свободно. Ну, мне предлагали там… Ну, в общем, я лучше тебя возьму, ты человек надежный, проверенный… Словом, если хочешь… мы могли бы пойти вместе, как собирались. Ты как?
— Я… — и пойти хотелось, и Петьке не хотелось ложных надежд давать. — Я бы пошла, Петька, правда, вот только…
— Что, твой вампир не отпустит? — Петька, как всегда, понял по–своему.
— Отпустит, — вот уж в чем я не сомневалась. — Вернее, отпустил бы. Только, во–первых, до сентября его нет, во–вторых, я не являюсь его собственностью, в третьих, что бы ты себе там ни напридумывал, между нами нет личных отношений. Так что решать только мне.
— И в чем же тогда проблема?
— Проблема в том, что я опасаюсь, как бы мое согласие занять место в твоей байдарке ты не посчитал согласием занять место в твоей жизни.
— А место в моей жизни уже занято, — самодовольно заявил Петерс. — Ты ж не думаешь, что на тебе свет клином сошелся? У меня давно уже есть девушка, которая, в отличие от тебя, меня любит и ценит.
— Так что ж ты ей не предложил место в своей байдарке?
— Да я предлагал. Да только, понимаешь, она девочка домашняя, любит комфорт, а там ни ванны, ни туалета… да и маникюр испортится. В общем, на такие жертвы она не готова.
Ну а я считала жертвой время, потраченное на маникюр. Поэтому убедившись, что предложение руки и сердца мне не светит, с радостью согласилась.