Вампиры. Путь проклятых
Шрифт:
Марушка смотрела, как загипнотизированная, только смотрела — слова женщины не доходили до ее сознания. Это ведьма, это колдунья — что она делает в их доме?!
— …а хлебнете этого отвара — и снова будет у вас тишь да гладь, выплыл из далекой глубины спокойный, напевный голос. — Запомнила травы?
Марушка встрепенулась и кивнула. Бежать, скорее бежать отсюда! Но женщина подошла ближе и взяла ее за руку.
— А ежели кто погубить тебя захочет, при такой красоте всякое бывает не медли, возьми его волос, просунь в отверстие и завяжи двойным узлом. Тут и смерть твоему врагу. Вот так, — держа между пальцами левой руки маленький плоский амулет, похожий
— Иди, — сказала чужеземка. — Завтра продолжим.
И Марушка опрометью бросилась бежать, сжимая в кулачке отполированную рыбку с маленьким круглым отверстием.
— Пусть она уйдет, мама! Я прошу…
— Что ты такое говоришь, Марушка, я уже взяла ее на постой.
— Но ведь она колдунья. Зайдите в ее комнату, мама, посмотрите… Она ведьма! Она же может нас убить, если захочет…
Марушка металась по комнате, в ее карих глазах дрожали слезы. Мать подошла к ней, обняла за плечи, усадила на табурет. Марушка по-детски спрятала голову на ее груди.
— В разных краях — разные обычаи, — говорила мать, ритмично поглаживая пушистые Марушкины волосы. — В той стране, где она родилась и выросла, девушек обязательно учат ворожбе. Вот она и решила научить тебя, глупенькую — а ты испугалась…
— Мама… Марушка подняла залитое слезами лицо. — Но зачем это мне? Ведь я же не поеду в ту страну…
Молчание длилось какую-то неуловимую секунду — и все-таки это было молчание. Мать села рядом с Марушкой и пристально посмотрела ей в глаза.
— Ты уже взрослая, — наконец, сказала она. — Тебе лучше знать заранее. У этой женщины есть сын, его зовут Венцеслаус, по-нашему — Венцеслав. Он скоро приедет сюда, — она сделала паузу. — Он хочет жениться.
Губы Марушки полуоткрылись, в глазах промелькнуло изумление, страх, протест, тонкие брови образовали на лбу страдальческую складку — но через мгновение она разгладилась, и лицо стало отрешенно-спокойным.
— Венцеслав, — мечтательно прошептала девушка. — Красивое имя.
Марушка сидела у окна. Обманчивое солнце не грело на улице, но стекло было совсем теплым, и Марушка прикладывала к нему нежные ладони. Венцеслав… Он должен быть большим, таким высоким и широким в плечах, а глаза у него должны быть синие-синие… Нет, скорее всего, у него черные, материнские глаза. И, конечно же, он не военный…
Марушка знала, что мать мечтает увидеть ее замужем. Особенно теперь, когда умер отец… Мать права. Самые несчастные на свете девушки — те, что не вышли замуж. Ей это не грозит, она будет счастлива… Венцеслав.
За рекой, за рекой есть большая страна,
За рекой, за рекой есть чужая страна…
Стекло мелко задрожало, и Марушка вскинула глаза. Подпрыгивая на камнях, по дороге промчался двуконный экипаж. Он почти тотчас исчез из виду, но, судя по звуку, остановился, и где-то совсем недалеко. Внезапное любопытство охватило Марушку, она встала и направилась в прихожую — но живой вихрь пронесся мимо, оттеснив ее, заставив прижаться к стене.
— Венцик!!!
На полу шевельнулся, опадая, черный платок колдуньи — про себя Марушка продолжала так ее называть, хотя с того вечера больше не брала магических уроков, а, зайдя однажды к постоялице, нашла ее комнату прибранной и
Колдунья стояла на крыльце, крепко, самозабвенно обняв светловолосого, хорошо одетого юношу — его голова приходилась на уровне его груди, ведь он, наверное, стоял ступенькой-двумя ниже, пряча лицо в складках материнской одежды. Ее худые пальцы гладили, перебирали его светлые волосы, а губы шептали что-то бессвязно-нежное на чужом, непонятном языке.
Внезапно Венцеслав отстранил мать, поднял голову, и его глаза встретились с Марушкиными — небольшие, узкие зеленоватые глаза с чужеродным, хищным блеском. У него было худое, с мелкими чертами лицо, тонкие, сосредоточенно сжатые губы. Слегка касаясь колдуньиного плеча, Венцеслав поднялся на ступеньку — он был не выше матери, узкий, худощавый.
Марушка беззвучно шевельнула губами и кивнула, теребя тонкими пальцами длинную кисть темного платка. Колдунья протянула за ним руку и, накидывая платок на плечи, что-то сказала сыну на своем языке. Он ответил отрывисто, гортанно. Потом еще раз окинул взглядом Марушку и под руку с матерью прошел мимо нее в дом.
Марушка осталась на крыльце. Она слышала голос матери, встречающей гостя, а потом зовущей ее, холодный весенний ветерок студил пальцы все еще протянутой вперед руки — Марушка не могла пошевелиться, не могла двинуться с места. В нескольких шагах от крыльца стоял залепленный грязью экипаж, и кони слегка поводили опущенными головами.
За рекой, за рекой есть чужая страна…
За окном мелькали верстовые столбы, и совсем еще голые деревья, столбы и деревья, деревья и столбы… Марушка неосознанно пыталась их пересчитывать, а потом просто хваталась взглядом за каждое дерево, чтобы сделать гигантский шаг к следующему, и так дальше, дальше… А Венцеслав сидел рядом, не касаясь ее, но все равно слишком близко, и Марушка вся приникала к стеклу, уносясь к придорожным деревьям. Экипаж подбрасывало на выбоинах и ухабах, и она крепко, до белых косточек впивалась рукой в край сиденья — не пошатнуться не дотронуться случайно до него…
Но ведь он ее муж.
Все случилось так быстро… Марушка вспомнила полупустую церковь, сонного священника и жгучую каплю воска с венчальной свечи на руке. Мария и Венцеслав… Его «да» было коротким, гортанным, нездешним. Он посмотрел на нее и улыбнулся — мелкие острые зубы за невидимыми губами, такая улыбка должна приносить несчастье, как упавшее кольцо или погасшая свеча…
Еще раньше, в тот день, когда он приехал… Тогда он впервые улыбнулся вот так — они сидели за столом, уставленным лучшими блюдами, какие только сумела приготовить мать, он поглощал еду молча, сосредоточенно, а мать спросила, не устал ли он с дороги и нравится ли ему здесь. Его мать, колдунья, перевела вопрос — но он не ответил, а только улыбнулся и впервые за весь вечер в упор посмотрел на Марушку…
— Ты понравилась ему, — сказала мать вечером.
— Но он же… совсем-совсем не говорит по-нашему, — прошептала Марушка.
— Выучится. Ведь его мать говорит. Да и ты можешь выучить его язык, это даже будет лучше. А у них родовой замок, и Венцеслав — старший сын… Мы уговорились, что вы с ним поедете туда после свадьбы. Через неделю.
За рекой, за рекой…
Экипаж мелко завибрировал — они въехали на шаткий деревянный мостик. Внизу шумела темная, недавно освободившаяся ото льда река, мутная вода несла какие-то ветки, прошлогодние бурые листья, закручивая вокруг них маленькие бурунчики.