Вампиры. Путь проклятых
Шрифт:
Джим был безнадежным поклонником Фелиси. Он служил клерком в банке, и в ее глазах это обстоятельство вовсе не уравновешивалось его происхождением из обедневшего графского рода. Кроме того, Джим был безмерно положительным. Он с первого взгляда понравился родителям Фелиси, ее многочисленным родственникам и даже подругам — достаточное основание для того, чтобы не понравиться ей самой.
А вино Фелиси понравилось. И если доктор считает, что оно поможет излечить ее от анемии, она не будет иметь ничего против..
Доктор, принес с собой и бокал — красивый, хрустальный,
Нет, это не вино. Солоноватый, чем-то знаковый вкус — он был бы приятнее, если бы бутылку подержали на льду. Фелиси отпила несколько маленьких глотков и поверх бокалавзглянула на доктора — этот томный и чуть-чуть порочный взгляд она переняла в синематографе. Доктор смотрел на нее пристально, выжидающе, и в его глазах снова зажегся так волновавший ее всегда фанатический блеск.
— Вам нравится, мисс Фелиси? — спросил он, и по легкому напряжению в его голосе Фелиси поняла, что речь идет не просто о микстуре. Она поставила бокал на столик и ответила, стараясь, чтобы это звучало как можно двусмысленнее:
— Недурно… но я думаю, что невинной девушке не следует злоупотреблять этим.
В разговоре с доктором Фелиси время от времени подчеркивала свою. невинность, Мало ли что он может подумать про нее с Джимом. А «женщины о прошлым» доктору не могли нравиться — однажды на званом обеде он сказал о них такое, что присутствуй подобная женщина в их. салоне, она покраснела бы до корней волос.
— Лучше бы вы лечили меня шоколадом, — добавила Фелиси, улыбаясь.
Доктор тоже улыбнулся и снова открыл саквояж. На этот раз на свет действительно показались конфеты, и Фелиси забыла о своей роли смертельно-больной беззащитной девушки и с детской радостью вскочила со скамейки.
В тот день Джим снова безуспешно просил ее руки. Мать Фелиси опять указывала на неразумность отказа, но высокопарное утверждение, что Джим готов отнять за нее всю свою кровь, не казалось девушке достаточно убедительным. К тому же бедняга Джим не имел возможности настаивать — после обеда он должен был быть в банке, и торопился напригородный поезд.
А в целом летняя жизнь Фелиси за городом текла, как обычно. Раз в три дня она устраивала званый ужин для подруг, а в остальное время честно поглощала фрукты и красный густой напиток, который доктор теперь приносил ей ежедневно. Фелиси привыкла к его странноватого вкусу, и теперь выпивала бокал до дна. А обращение доктора с нею становилось все более непостижимо-загадочным, и Фелиси уже не сомневалась, что вскоре выйдет за него замуж.
Однажды, когда они сидели вдвоем в беседке, доктор взял ее руку и попросил:
— Закройте глаза, мисс Фелиси. А теперь расскажите мне: что вы слышите? Расскажите обо всем, не упуская самого ничтожного звука.
Фелиси слышала только щебетание птиц и где-то вдали — распоряжения
— Я слышу, как какие-то мелкие насекомые копошатся под полом беседки… а еще глубже… я слышу, как журчат грунтовые воды в подземных гротах…
Кто знает, что еще она готова была услышать, но, приоткрыв глаза, Фелиси прочла на лице доктора мрачное удовлетворение. Мрачное — потому что его жизнь складывалась не так уж счастливо, но все изменится, когда в нее войдет она, Фелиси…
В другой раз доктор попросил ее расписаться на какой-то бумаге, но, взяв в руку карандаш, Фелиси вскрикнула — одна из его граней была остра, как бритва. Инстинктивно положив в рот порезанный палец, Фелиси на мгновение почувствовала знакомый вкус — но не может же быть, чтобы доктор поил ее кровью! Какая гадость! Но он так забеспокоился, тут же наложил на палец повязку — только чуть-чуть помедлив перед этим.
Лето уже подходило к концу, и однажды Фелиси, укладывая вещи для переезда в город, услышала за стеной, в прихожей, знакомые голоса.
— …ее пьянит этот вкус, — говорил доктор, — каждый раз она чувствует прилив жизненных сил — но скоро она уже не сможет удовлетвориться консервантом. Она уже чувствует потребность поранить себя, и скоро…
— Но на чем основана ваша уверенность, сэр Гарнвей? — спросил несмелый голос, и это был голос Джима.
— На всем! Я много лет изучал это явление, все признаки налицо: и сверхъестественные способности, и неожиданные всплески сексуальности…
— Сэр Гарнвей, вы забываетесь! И вообще, это нелепо — в наш просвещенный век, когда паровые машины…
— Не говорите мне о паровых машинах, молодой человек!!! — загремел доктор так, что Фелиси вздрогнула, зацепив стопку книг на столе. Шум их падения прервал этот интригующий разговор, и Фелиси осталось только ломать голову над его смыслом.
Накануне отъезда она гуляла в саду, и на боковой аллее неожиданно встретилась с Джимом. Ее удивил его вид — всегда застегнутый на все пуговицы и затянутый крахмальным воротничком, Джим сегодня явился в рубашке «апаш» с широким распахнутым воротом. И лучше бы он ее не надевал — его тонкая бледная шея производила жалкое впечатление Увидев Фелиси, обычно сдержанный и корректный Джим опять-таки повел себя очень странно: опрометью бросился к ней и порывисто схватил за руку.
— Что с вами, мистер Джеймс? — недоуменно спросила Фелиси.
— Мисс Фелиси, — быстро заговорил он, — я люблю вас. Я люблю вас такую, какая вы есть. И я не дам, я не позволю… я пойду на все, только бы быть рядом с вами. Я увезу вас! И вы… вы можете сделать то, что хотите, адамово яблоко на его щуплой шее судорожно дернулось, — прямо сейчас.
Эта нелепая шея, и безумно-умоляющие глаза, и вся его фигура, более уместная в банковской конторе, чем в саду в пылу любовных признаний — все это смешило и раздражалоФелиси. И она беспечно выпалила то, что неизвестно откуда пришло ей в голову: